Из приключений Яшки Кошкина в Лиловых горах.
В местности, называемой Лиловые Горы, имелось все − даже орел.
Добродетельный скот сам сдавал молоко на приемные пункты. Рожь в долинах была так торжественна и ветвиста, что крестьяне стригли ее ножницами. Яблоки в Лиловых Горах были слаще груш. Груши слаще дынь. А дыни, как пастила, которую обмакнули в мед.
Но это для разговора. Вообще же в Лиловых Горах было красиво, и дождь шел только ночью.
I
Закончив второй класс с хорошими отметками в табеле, Яшка Кошкин поехал отдыхать от усталости в поселок Усть-Ушица, недалеко от объекта, где Яшкин отец работал инженером, − по командировке.
А в этом поселке Усть-Ушица жила девочка Галина, участница самодеятельности. И в нее Яшка Кошкин безумно влюбился. Так безумно, что подошел к ней и сказал вежливо:
− Извини меня, пожалуйста, Галина, я в тебя влюбился. Давай будем вместе читать книжку. У меня есть. Хочешь, читай первая.
А Галина ему отвечает − нужно сказать, что от самодеятельности голос у нее был художественный:
− Яша, ты в своем уме? Я тебя на полгода старше. Я тебя на десять сантиметров выше. И разумеется, грамотнее. Ты бы сначала меня спросил − я бы тебе влюбляться не посоветовала.
Мальчишка, если в нем есть хоть капелька гордости, такого разговора стерпеть не может − это попятно, он или даст Галине по шее, или назовет ее метелкой. Яшка поступил еще хуже − он обиделся. И ушел в чисто поле.
В чистом поле что-то скрипело.
Это был знаменитый Полевой скрип. Услыхавший его пересечет границу привычной действительности и попадет на Дорогу не широкую и не узкую, по которой идти страшно, но не идти нельзя.
Некоторые думают, что и сама Дорога, и всякие разговоры про знаменитый Полевой скрип, Ворота Посреди Поля, Перекрутную Дыру − выдумки плешивых стариков, у которых жизнь не удалась. Но!..
Сказки всегда изобилуют этими «но!»…
Яшка Кошкин увидел склоны Лиловых Гор и почувствовал, что в их теснинах скрывается много всяческого.
Шел Яшка по кремнистой дороге. О Галине не думал. Но бормотал: «Летела Галина, как ржавая мина. Калина, малина − зеленая глина…»
Вскоре встретился ему ручей с рябенькими камушками на дне и атлетического сложения лев.
Лев перетаскивал через ручей тележку, нагруженную ворохом разноцветных тканей, канатами, флагами и барабаном.
Яшка ему помог.
Назвал свое имя, фамилию. Род занятий. Рассказал про Галину. Про свою исключительную вежливость и непреклонную гордость.
− Ты хороший малый, и ты прав, − сказал ему лев. − Вежливость − это хорошо. Гордость − это прекрасно… Кстати, я тут тоже по глупости. − Лев вздыхал и качал головой с той светлой задумчивостью, с какой вспоминают маму, резвых младших сестричек, сладкую зыбь молочного киселя и любовь… − Она звалась Газель Зи-Зи Ципильма Роза. Красавица! Львица! Голос имела художественный. Она сказала: «Слабо войти в клетку». Я, конечно, вошел. Клетка, конечно, захлопнулась. Зи-Зи, конечно, захохотала… Теперь я работаю в цирке − хожу по проволоке… Хочешь есть? У меня две котлеты прихвачены.
Когда они съели котлеты, Яшка спросил:
− Кто научил вас ходить по проволоке?
Лев посмотрел на Яшку печально.
− Льва нужно укротить − всему цирковому он научится сам. А теперь помоги мне. Физическая работа быстрее всего залечивает душевные раны.
Они дружно тянули тележку.
Лев рассказал, что директором цирка у них был фокусник. Однажды он залез в какой-то раскрашенный ящик и исчез. Артистам не выплатили зарплату, и они разбрелись кто куда. Лишь молодой акробат по имени Примо-Два да лев не покинули балагана.
Жили они неплохо. Но! По весне у акробата случилась простуда. Зрители с задних рядов забросали его гнилой морковью.
И акробат загорелся желанием разукротить льва.
− Зубы и справедливость! − воскликнул он и углубился в книги по черной магии и алхимии, − конечно, нельзя допускать, чтобы в цирках бесчинствовали хулиганы.
И вот два дня назад в городе Агрофаге Примо-Два сказал:
− Друг Альваро, − так звали льва, − наступило время решительных опытов. Я нашел рецепт разукротительной магической микстуры. Поработай пока один.
Лев оставил акробату все деньги, взял с собой две котлеты и отправился в путь − бродячий цирк не может работать на одном месте.
Так, разговаривая, прошли Лев и Яшка Кошкин еще километров пять.
− Я бы сейчас сто котлет съел, − сказал Лев. − А ты?
− Я? Двадцать. − «Эх, надо было халвы захватить, баклажанной икры и кастрюлю супа». Это Яшка Кошкин подумал, но не сказал. Был Яшка Кошкин уже не тот, что в первом классе. Фантазий у него поубавилось. Он твердо знал, что рассчитывать на потерянные кошельки и летающие тарелки глупо, потому спросил: − А вы, извините, кур воровать не пробовали?
− Фи! Я артист!.. Кстати, от голода внешность артиста становится благороднее. − Лев тряхнул гривой и, откинув голову назад, спросил: − Как я выгляжу со стороны?
− Красиво. − Яшка не врал, лев действительно был красив.
Яшка подумал о Галине и решил стать красивым артистом цирка через недоедание. Лев Альваро это одобрил.
К вечеру лев и Яшка подошли к воротам города Форса. На воротах висели новенькие кованые ключи, железная кружка для денег и два объявления на фанере.
Первое: «Турист, посети другой город!»
Второе: «К сведению артистов − мы видели все!»
Лев расчесал гриву гребнем:
− И все ж рискнем.
А за воротами черноглазая девочка ела хлеб с вареньем.
Яшка громко проглотил слюну. Девочка облизала пальцы и ушла, всем видом спины показывая свое превосходство над Яшкой и безразличие к цирку. На самом-то деле цирк она обожала.
− Ненавижу, − сказал Яшка.
А лев предложил:
− Отдохнем, брат.
Они легли в траву у ворот и уснули, мечтая о жареном.
Жители города Форса были умные. Но! Некоторые даже считались гениями. А гении не всегда бывают счастливыми. Судите сами…
Городу Форсу грозила катастрофа со стороны туристов. Туристы пели и танцевали по ночам. Швыряли окурки в тюлевые занавески и в бензоколонку. Называли город Форс дырой. Совали нос в чужие кастрюли и неприлично выражались.
Был в городе Форсе Сазонт. Сапожный гений. Изготовлял несносимую универваксу − желающие кисточкой наносили ее на ноги. Сазонт рассуждал так: «Полминуты и вы обуты. Смывая обувь, мы моем ноги!» Мысли у Сазонта были − образования не хватало. От этого он страдал. Туристы покупали его универваксу и безобразничали: они не только красили себе носы и уши, они писали на заборах: «Жуй! Плюй! Культура − дура…» Из-за этих надписей жители города Форса были очень недовольны Сазонтом.
Был в городе ювелир Карат. Ведь как в жизни? Главное − не купить бриллиант, а понадежнее спрятать. Карат изобрел такую эмульсию, которая делает бриллианты невидимыми. Взломает грабитель сундук, а там пусто. Грабитель от досады даже застрелиться может.
Туристы делали вид, что бриллиантами не интересуются, только сувенирами, а именно: ключами от городских ворот. На самом деле все туристки − и молодые девушки с соломой в волосах, и старушки с аккуратненькой завивкой сиреневого цвета − бриллианты любят, но не имеют. От зависти или просто от плохого воспитания покрывали они Каратовой эмульсией булыжники и кирпичи и раскладывали в людных местах. Люди спотыкались, разбивали носы и колени. Туристки покатывались со смеху. А ювелира Карата жители города Форса не раз били зонтиками.
Эмилия − кондитерша. Гением не считалась, но пирожные делать умела. Туристы набивались в ее кондитерскую так туго, что жителям города Форса пирожных не хватало. Отсюда обиды.
Но! Самым несчастным был гений Астигматюк. Он не выносил детского плача. Особенно страдал, когда детям мыли головы.
«Как так?! − думал он в восклицательной форме. − Мытье головы должно сопровождаться улыбкой, как пробуждение солнечным утром, как нюханье роз, как думанье о щенке и мороженом». Решил Астигматюк изобрести абсолютное детское мыло − нещипучее, сладкое, исключительно ароматное, с такими большими мыльными пузырями, на которых, если захочешь, можно полететь или в деревню к бабушке, или на остров Мадагаскар.
Горожане показывали его туристам. Туристы над ним смеялись. Прозвали гидрогением. Подсылали к нему за конфеты маленьких ребятишек − реветь. Астигматюк угощал малышей сладким мылом, дарил гривенники. Ему было и детей жаль, и горожан, и туристов.
− Туристами не рождаются! − говаривал он своему другу, кузнецу Давыду, когда тот приходил к нему в гости. − Попробуй свеженького − «Жемчужина гор». Еще денек − и полетим к бабушке.
Но бабушки у него не было. Бабушки гениев умирают рано. Поэтому они пили чай и мечтали полететь на мыльных пузырях на юг, где природа и люди сливаются в единое целое под названием − море.
Вал туристов все нарастал. Они становились все злее, все прожорливее. Они бы уничтожили город Форс. Но!..
Город спас кузнец Давыд. Именно ему пришла в голову гениальная мысль − туристов в город не пускать. А чтобы не прослыть грубыми, вывесить ключи от города на воротах. И кружку. Чтобы туристы брали сувениры не бесплатно.
Туристы бросали в кружку пуговицы и пробки от пепси-колы, орали песни в овраге, жгли костры и гитары и ворошили угли ключами от городских ворот города Форса.
А девочка, которая на Яшкиных глазах ела хлеб с вареньем, да еще и пальцы облизывала, приходилась кузнецу Давыду дочкой. Звали ее Даруня. Кузнец ее баловал. И зря. Известно, если кузнец кует не мечи, а ключи, то его балованная дочка в разговоре открывает рот первой и закрывает последней.
Даруня рассказала всем, что пришел балаганный лев с мальчишкой, что после изрыгания горящего керосина будет показан супертрюк «Откусывание головы».
Конечно, мальчишкиной!..
Когда лев и Яшка проснулись, над ними, вежливо наклонившись, стояли два гражданина − толстый и тощий.
Толстого звали маэстро Грохот, тощего − маэстро Зуб. Они приподняли шляпы и улыбнулись:
− Рады приветствовать коллег артистов. Наша профессия − узлы, замки, сундуки, тяжести… Ждем, когда проснетесь.
Лев вскочил. Вскричал:
− Ура! Теперь мы труппа! − Снял с повозки тюк и предложил каждому выбрать одежду и музыкальный инструмент по вкусу. Себе взял шляпу и валторну. − Мы войдем в город так, как входит только цирк.
− Цирк идет! − Мальчишки прыгали вокруг как бесы.
− Цирк идет! − Девочки тоже прыгали, даже крутили колеса.
− !!! − Маленькие дети пытались встать на голову. Или пускали лужу.
Впереди шел лев в широкополой шляпе. Чуть поотстав, шел Яшка в белом костюме с блестками. Маэстро Зуб в трико, раскрашенном ромбами. Маэстро Грохот с чемпионской лентой через плечо. Инструменты сверкали на солнце красной и желтой медью. От этого музыка цирка казалась разноцветной.
На пустыре, где торговали лошадями и овсом, они поставили балаган. В кассу сел маэстро Зуб. Маэстро Грохот проверял билеты. Лев и Яшка зазывали публику:
− Бросайте все дела! Единственное представление!..
Когда приехал цирк, кузнец сказал:
− Вот случай наказать тебя − в цирк не пойдешь. − И, повязав на шею красный платок, пошел к гидрогению в гости.
− Иди, иди! − крикнула Даруня ему вслед. − Может быть, сегодня вы наконец улетите на ваших мыльных пузырях!
В каморке гидрогения на городской водокачке друзья уселись дегустировать сладкое мыло «Греза», только что сваренное и еще теплое. Мыло в воде не тонуло. Глаз не щипало. Благоухало. Вызывало улыбку. Пузыри получались тугие и радужные. Друзья решили, что «Греза» готова. Они обнялись и запели.
А Даруня и не заметила, как очутилась у цирка.
В кассе сидел маэстро Зуб, курил. В проходе стоял маэстро Грохот, ковырял в ухе. Они говорили тихо и невнятно. Даруня поняла только одну фразу: «Все тут. Пора».
«Если бы у них была наездница на белой лошади!» − подумала Даруня. Она представила наездницей себя. Она умела вспрыгивать на лошадь на ходу и делать пируэт. Тренировалась в поле. Туристы вылезали из оврага и аплодировали ей…
Даруня обошла балаган, отыскала прорезанную кем-то, наверно таким же одиноким безбилетником, дырочку и прильнула к ней глазом. Лев ходил по проволоке. Жонглировал тарелками. Но вот он спрыгнул и под аплодисменты публики раскланялся. А мальчишка − «воображает-то, воображает» − навалил на круглый стол веревок, цепей, шнуров и объявил:
− Рекордный трюк! Маэстро Зуб освободится от любых узлов! Желающих скрутить маэстро Зуба прошу на арену.
На арену полезли желающие. Принялись проверять цепи.
Звон цепей что-то стронул в памяти Даруни, и она вдруг вскрикнула:
− Ой! Это же… Ой!
Из балагана выскочил Яшка Кошкин:
− Маэстро Зуб, ваш выход. − В темноте Яшка налетел на Даруню. − Маэстро в… Зуб?
− Маэстро в… глаз, − прошипела Даруня. − Говори, у того толстяка кличка − Верзила, а у тощего − Сластена?
− Не знаю. Мы у ворот познакомились.
− Поздравляю, − Даруня засмеялась. − Они всю выручку украли и тю-тю… Это два жулика. Из тюрьмы сбежали. В газете напечатано, с портретами.
− Ври, − сказал Яшка, холодея.
− Соври ты так. − Даруня отступила от Яшки и снова вскрикнула: − Ой! Вы все жулики. Зазвали жителей на представление, чтобы ограбить город! Ой! Как же быть? − Сначала у Даруни возникло желание вбежать в балаган и закричать: «Грабят!», но тут же у нее возникло желание другое, можно сказать, эпическое − спасти родной город самостоятельно. Для начала она засветила Яшке Кошкину в глаз.
Яшка гнался за Даруней как тайфун, как мустанг. Но, лестница!.. Проживала в городе Форсе архитектор Кронида − гений лестничный. Строила лестницы, ведущие в никуда, лестницы-монументы. Утверждала, что подъем по такой лестнице укрепляет твердость духа.
Взбежав по мраморным ступеням, Яшка свалился в клумбу − под каждой лестницей Кронида разбивала клумбу, − выплюнул изо рта рыхлую землю, нераспустившиеся бутоны, червяков и завопил:
− Поймаю-ю!
Лестница выходила прямо на центральную площадь города. Было темно и пусто. Лишь в одном окне слабо светилась лампа. Яшка Кошкин, прихрамывая, подошел к светящемуся окну, заглянул в него и тут же позабыл свою боль от падения и подбитого глаза. Увидел он такую картину: кондитерская − пастила, мармелад, плюшки-пончики. В плетеном кресле сидит маэстро Зуб, кушает ложечкой крем, а у его ноги мешок с пирожными. Но вот маэстро Зуб вытер руки о скатерть, взвалил на плечи мешок.
И когда он вышел на улицу, Яшка Кошкин ударил его по голове палкой, которой подпирали ставень. Сластена выронил мешок, всхлипнул и сел на тротуар.
− Вы нечестный. Вы опозорили звание артиста, − сказал Яшка Кошкин. − Я вам еще раз тресну…
Но! Тут из-за угла появился Верзила Грохот, схватил Яшку за шиворот, и Яшка оказался нос к носу с Даруней − девчонку Верзила держал в другой руке.
− Попалась, − сказал Яшка.
− Попалась, − сказала Даруня и засветила Яшке по тому же глазу.
Тут раздались шум, крики. Было ясно − бегут горожане.
− Сластена, за углом колбасная. Хватаем окорок и в лес. И этих субчиков с собой. Как думаешь − выкуп за них дадут?
Горожане вбежали на площадь с криками:
− Где воры? Где жулье?
Но!.. Почему-то горожане были мокрые. С головы до ног.
А вот почему.
Гидрогений Астигматюк и кузнец Давыд наелись мыла и решили отомстить согражданам.
− Сколько они надо мной издевались. Туристам меня показывали. Опыты мои срывали. Мысли путали.
− Отключи им воду на три дня.
− Это жестоко. А вдруг какой-нибудь малыш сидит в тазу намыленный. Давай окатим их из брандспойта!
− Заледенеют.
− Ты что, Давыд, разве сейчас зима?
Взяли гидрогений Астигматюк и кузнец Давыд шланг-брандспойт и потащили его к цирку. По дороге заметили, что двери ювелирной мастерской стоят нараспашку. А поперек дороги лежит сломанный сейф. Помчались они поднимать народ. Но!.. Подбежав к цирку, услышали громкую музыку и аплодисменты. И решили сначала все же окатить сограждан из брандспойта, а уж потом объявить о грабеже − мокрый гражданин острее чувствует беду.
Когда они втащили в цирк брандспойт, лев стоял на ходулях. Именно в тот момент, когда он спрыгнул с ходуль на трамплин, а с него взлетел под купол цирка, гидрогений и кузнец закричали: «В городе грабеж!» и ударили по гражданам струей.
Публика бросилась на выход − прямо на струю.
Потом, когда гидрогений с кузнецом немножко отдохнули, гидрогений сказал:
− Слушай, Давыд, а где этот лев?
Льва ни под скамейками, ни под куполом не оказалось.
В лесу Сластена Зуб привязал Яшку Кошкина и кузнецову дочку Даруню к сосне.
− Вот поедим и станем вас щипать.
− За щипаных выкупа не дадут, − сказала Даруня.
− Твоя правда. Будем вас щекотать и сажать на вас гусениц.
Верзила грыз окорок и стонал.
− О, сейфик! Что может быть печальнее пустого сейфика?
− Там было двадцать бриллиантов, − сказала Даруня. − Ювелир Карат покрыл их невидимой эмульсией. Теперь он их подобрал все до единого. У него стекло такое есть, различительное.
Верзила взвыл. Сорвал с себя чемпионскую ленту, перекусил ее от злости на куски и заткнул ими рты Даруне и Яшке.
В этот момент на поляне появился лев Альваро.
− Вот вы где, − сказал он. − Я целый вечер работал на манеже один. Извините, это не по-товарищески. К тому же, говорят, вы грабили… Я этому не верю − мы артисты!..
Яшка и Даруня мычали и дергались.
− Что с детьми? − спросил лев.
Сластена Зуб объяснил:
− Лесным воздухом дышат. Тут кислород, как спирт, − пришлось привязать.
− Как сыро. Как зябко. Я бы посоветовал вам сдаться… Нет, я не верю!
− А кто ты такой? − спросил Верзила Грохот.
− Я? Лев…
− Врешь. Лев − царь зверей. А ты… Танцуй!..
− Позвольте, − сказал лев обиженно.
Верзила рявкнул:
− Танцуй!
Лев, конечно, танцевать не стал − это было бы слишком. Но! Вокруг него с веревкой в руках танцевал Сластена Зуб.
− Я ничего не понимаю, − сказал лев, уже опутанный веревкой.
Сластена ткнул ему в нос кулаком. Лев попятился, и Сластена тут же привязал его к сосне.
− Простите, − сказал лев. − Очень странная шутка.
Даруня наконец выплюнула кляп:
− Да воры они, воры! Сластена Зуб и Верзила Грохот. О них писали в газете. Они сбежали из тюрьмы.
Тут и Яшка Кошкин кляп выплюнул:
− Лев! И вы позволили себя связать? Это же негодяи. Хиляки. А вы же лев! Зубы и справедливость!
− Заткнись, оратор! Ух, как мы над вами будем издеваться… Кстати, лев, кто даст за этого мальчишку выкуп? − Сластена разложил на траве украденную в кондитерской салфетку. Вывалил на нее из мешка все пирожные. Запихал в рот сразу четыре штуки и зажмурился. − Вот жизнь была бы, если бы на свете не было судей, тюрем и собак. Я бы только пирожные воровал. А ты, Верзила?
− Известно − сейфики.
− Вас повесят! − крикнули Даруня и Яшка.
Сластена запихал в рот еще четыре пирожных:
− Верзила, друг, а не пора ли этих субчиков прирезать? Господь с ним, с выкупом.
− Это… Согласен. − Верзила встал, взял Даруню за шею. − Ты, дрянная девчонка, проси у меня прощения или прощайся с жизнью.
− Бандит, − прохрипела Даруня. − Ворюга. Трус. Обжора…
Сластена Зуб подошел к Яшке:
− Слышишь − девочка хрипит. Ты это учти. Проси у меня прощения в ласкательной форме. Говори так: «Сластеночка, извини меня, пожалуйста, будь такой милый».
− Шакал, − сказал Яшка Кошкин. − Лев работал, а ты всю выручку украл. Хиляк! Сладкоежка!
Сластена сдавил Яшкину шею.
− Не трогайте детей! − крикнул лев.
Верзила Грохот и Сластена Зуб захохотали. И закричали:
− Мешок с опилками! Завтрак для блох!
Но!.. Тут случилось такое, о чем следует рассказать подробно.
Раздался треск, рычание − лев шагнул к ним вместе с деревом, к которому был привязан. Горячая пасть его раскрылась, обнажились страшные клыки.
Сластена взвился на сухую елку. Завизжал:
− Верзила! Дай ему как следует! Дай!
Но Верзила Грохот уже лежал и не дышал.
− Я вас просил − не трогайте детей, − сказал лев грустно.
− Я же глухой! − завопил на елке Сластена. − Я же болен золотухой. Я же уже сдаюсь. − Сластена поднял руки и упал. Головой о пенек. Выскочили красивые вставные Сластенины зубы, их ему в тюрьме вставили, как участнику драмкружка. − Я ше уше хооший. Ошень шесный…
− Не кажется ли тебе, Яшка Кошкин, что есть способ разукрощения львов без магической микстуры? − спросил лев. Ответа на этот вопрос не требовалось, и Яшка промолчал.
Лев сбросил веревки с себя, отвязал Даруню и Яшку.
− Разве ты не разорвешь их? − спросила Даруня. − Будь я львицей, я бы разорвала…
Сластена встал на четвереньки.
− Не шлушайте ее, пошалушта. Она не жнает уголовный кодекс…
Утром, после знаменательного циркового представления, в город Форс вошел опрятно одетый молодой человек. Это был акробат Примо-Два, который, как известно, заболел от мысли разукротить льва Альваро. Поскольку Примо-Два шагал насвистывая, можно было предположить, что в бутылке, которую он нес в руке, булькает разукротительная магическая микстура.
Примо-Два заглянул в балаган − все мокрое, скамейки перевернуты.
− Альваро! − крикнул акробат.
Лев не отозвался. Не оказалось его и в повозке.
«Интересно, − подумал Примо-Два. − Если шел дождь, то балаган должен быть мокрым снаружи…»
В городе тоже были странности. Посреди улицы лежал сломанный сейф. Вывеска: «Кондитерская несравненной Эмилии» висела на одном гвозде.
Акробат-разукротитель Примо-Два постучал в кондитерскую. Очень приятный, но очень грустный голос спросил из-за двери:
− Что вам угодно?
− Извините, − сказал Примо-Два. − Я акробат из цирка. Может, вы окажете милость, объясните: что тут произошло? Куда девался мой друг, лев Альваро?
За дверью помолчали. Может, минуту. Потом дверь приоткрылась. Кондитерша была чуть полновата, но мила. Она усадила Примо-Два за стол, поставила перед ним тарелку пирожных то ли с кремом, то ли с джемом, то ли с ромом и улыбнулась так учтиво, что акробат почувствовал себя лауреатом.
− Извините. Еще рано, в лавке нет ни лимонада, ни ананасовой воды. Но я сейчас. Я мигом принесу…
Пирожные были вкусными. От них слегка кружилась голова. И вскоре Примо-Два захотелось спеть для кондитерши Эмилии серенаду со словами «милая» и «воздушная».
Тут двери широко распахнулись − в кондитерскую, возглавляемые Эмилией, ворвались граждане и гении, а именно: кузнец Давыд, ювелир Карат, сапожник Сазонт и гидрогений Астигматюк.
− Вот он! − воскликнула Эмилия. − Циркач! − Голос ее звенел, как разящая сабля. − Он их сообщник! Вынюхивает, плут. Схватите его! − Но даже при таких словах лицо ее оставалось милым.
Горожане попытались было взять Примо-Два за горло. Но горла на всех не хватило. Примо-Два подпрыгнул, уцепился за потолочную балку и уселся на ней.
− В чем дело? − спросил он.
Из криков горожан ему удалось понять, что циркачи оказались жуликами. Пока главный жулик, лев Альваро, кривлялся на арене, его сообщники обчистили город. Правда, кроме одного окорока, двадцати девяти пирожных и девочки по имени Даруня, они ничего не успели украсть. Невидимые бриллианты, высыпавшиеся из сейфа, ювелир Карат отыскал при помощи различительного стекла.
− Все тут! − Карат потряс коробкой из-под леденцов.
− Спрячь! Ты что? Сопрет! − шикнул на него Сазонт. − Ишь, как глядит, как кот на сало. − Сазонт схватил со стола бутылку с разукротительной микстурой и нервно отхлебнул глоток. У него першило в горле, ему было до слез обидно, что жулики не польстились на его универваксу.
Как только он глотнул микстуры, нездоровое лицо его озарила великолепная улыбка артиста.
− Чушь, − сказал он. − Зачем артисту бриллианты? Зачем ему универвакса и сладкое мыло? Артисту нужны свобода и фрукты. Я тоже хочу в циркачи. Я, можно сказать, всю жизнь мечтал. Буду ходить на руках. Какая экономия на обуви. А жизнь какая! Прожектора, оркестры, леопарды…
У кондитерши Эмилии от сапожниковой речи перехватило дыхание. Она взяла у Сазонта бутылку, налила себе немного и выпила. Ее улыбка тут же стала улыбкой примадонны.
− И я, − сказала она. − Икарийские игры!
И ювелир Карат хлебнул:
− Я буду фокусником-магом.
Гидрогений Астигматюк, хоть и относился иронически ко всяким микстурам, тоже хлебнул разукротительной.
Его осанка стала гордой.
− Водная феерия. Цветные струи, − сказал он, пододвигая бутылку кузнецу Давыду. − Мыльные пузыри величиной с цистерну. И мы с тобой, Давыд, в гидрокостюмах…
− Эй-эй! − закричал Примо-Два. − Остановитесь. Это для Альваро! − Примо-Два спрыгнул с балки, схватил бутылку, но в ней уже ни капли не осталось. Последний глоток выпил кузнец Давыд.
− Я − лошадей ковать, − сказал он. − Ах, где моя Даруня?
− Я здесь! − Даруня вбежала в кондитерскую.
На улице раздался львиный рык. Такой настоящий, что все гении привстали, а все негении присели. Потом высыпали из кондитерской на улицу и увидели льва Альваро, бесстрашного и прекрасного, как все неукрощенные львы. Рядом с ним стоял Яшка Кошкин − с синяком, но гордый.
К столбу посреди площади были привязаны Верзила Грохот и Сластена Зуб.
− Мы виноваты, − скулили они. − У нас было тяжелое детство. Нас баловали бабушки. Все разрешали. Делали за нас уроки…
− Альваро! − воскликнул Примо-Два. − Ты ли это? − Примо-Два смотрел только на Эмилию, но все же заметил перемену, происшедшую со львом. − Я тебе микстуру принес…
Лев Альваро засмеялся.
− Мой добрый Примо-Два, микстуры хороши от кашля, но львы должны разукрощаться сами. Прощайте.
И они с Яшкой пошли гордые, решив на голодный желудок стать справедливыми разбойниками.
Даруне тоже хотелось стать справедливой разбойницей, но еще больше ей хотелось стать наездницей на белой лошади, тем более что белая лошадь в городе Форсе была, звали ее Роза. Но… Об этом во второй главе.
II
Выйдя на большую дорогу, лев Альваро причесался и тихо сказал:
− Я думаю о справедливости.
Яшка тоже думал о ней; справедливость представлялась ему в виде свежего яйца всмятку, толстого бутерброда и кружки кофе с молоком.
− Когда я работал на арене, все было просто. Хотя я понимаю, странно видеть льва, танцуюшего на проволоке. Одну минутку… − Лев вскарабкался на утес, нависший над дорогой, прикинул на глаз высоту и прыгнул. Сделал четыре сальто прогнувшись и сальто с пируэтом. − Смертельный номер, − сказал он Яшке, тяжело дыша. − Но рисковал я только своей головой. А справедливость… Яша, я боюсь ошибиться.
Яшка Кошкин понял, что справедливость − это ответственно. Попросил у льва гребень, причесался и сказал глухо:
− Справедливость − тяжелый хлеб. Но, ничего не поделаешь, нужно идти.
И они пошли вперед по той бесконечной дороге, что все время вздымается в гору.
Они шли и напевали песню без слов, поскольку слова к песне справедливых разбойников должны созревать в сердцах населения как чудесные плоды.
− Как ты думаешь, с чего справедливые разбойники начинают свою деятельность? − спросил лев.
− С разведки.
− Вот и пойди. А я полежу. Буду прощаться с цирком.
− Но ты же разукротился? − воскликнул Яшка.
− И разукрощенные львы подвержены высоким чувствам. − Лев лег под куст олеандра, и никому бы не пришло в голову, что под кустом лежит лев.
Вокруг ликовали Фауна и Флора. Горный орел висел в вышине. А по дороге легкой трусцой бежала белая лошадь Роза. Она тащила телегу, груженную дынями.
Дыни пахли так сладко… Яшка, позабыв гордость, сказал:
− Дай дыньку, лошадь.
− Невежа! Беспризорник! − услышал он в ответ.
Лев Альваро под кустом олеандра зевнул:
− Яша, по-моему, нас оскорбили.
Белая лошадь Роза упала на колени.
− Это ты, Альваро? − сказала она. − Пощади!
Лев Альваро прыгнул из-под куста на середину дороги:
− Откуда вам известно мое имя? Что значит «Пощади»?
− Ах, Альваро, «пощади» я говорю в смысле «Прости меня, если можешь…» Когда-то я звалась Газель Зи-Зи Ципильма Роза.
− Но! Это не укладывается в моем сознании! − Голос льва стал жутким. − Если это розыгрыш, то берегитесь! Вы, полагаю, знаете, что лев ударом лапы способен перебить хребет быку. − Лев выхватил гребень и нервно с треском причесался.
Яшке почему-то стало жаль лошадь Розу.
− Вы ничего не напутали, сударыня? Газель Зи-Зи была львицей. Красивой, но коварной, − сказал он тихо.
− Газель Зи-Зи была прекрасна!.. Но! Понимаете, юноша, даже заурядный волшебник может превратить львицу в лошадь…
Выяснилось, что сейчас лошадь Роза принадлежит кузнецу Давыду из города Форса, что он на ней возит уголь для кузницы или сдает внаем кому попало, даже туристам.
Ни среднешкольнику, ни среднешкольнице не понять, что может происходить в такую минуту в сердце льва − пускай обманутого, пускай разукрощенного… Лев метался, ломал кусты, жевал крапиву и так рычал, что с Лиловых Гор слетела лиловая пыль. Горные лисицы попрятались. Горные куропатки и перепела, наоборот, вылезли из-под лопухов − рычание львов они предпочитают тявканью лисиц.
Наконец, воскликнув трижды: «О, Роза! О, Роза!», лев взял себя в руки.
− Передай моему другу акробату Примо-Два, чтобы он немедленно забрал тебя в свой цирк. Тебя помоют, почистят. Ты отдохнешь, поправишься. О, я уверен − на арене ты будешь бесподобна.
− Спасибо, Альваро, − сказала белая лошадь Роза и медленно побрела в город Форс.
Лев и Яшка стояли на дороге до тех пор, пока сладкий запах дынь не угас в безветрии и не запахло жареным…
Почему-то крадучись, они пошли на запах.
В километре за поворотом стояла придорожная харчевня «Шкварки». Окна открыты. Двери открыты. Из них, а также из трубы, завиваясь невидимой, но сногсбивающей спиралью, шел дух свинины, жаренной с луком, с картошкой, с куриными пупками, с макаронами и без гарнира. Горные лисы от этого запаха пьянели. Горный орел свалился с неба на крышу курятника.
Лев Альваро и Яшка все время прибавляли шагу, а перед самой харчевней «Шкварки» бросились вскачь. Дух жареной свинины был таким сильным, что лев Альваро позабыл о Розе − будем к нему снисходительны. Конечно, лев и Яшка могли бы подумать о приличной для справедливых разбойников сдержанности, но они буквально ворвались в харчевню.
− Р-р-р… − сказал лев, желая сказать − «Разрешите?»
− З-з-з… − сказал Яшка, желая сказать − «Здравствуйте!»
Лишь малый миг видели они пятки убегающих, выпрыгивающих из харчевни туристов. Лишь несколько секунд слышали они их затухающий в отдалении визг. Под окнами и у дверей в кухню валялись оторванные пуговицы, пряди волос, деньги, женская туфелька, пенсне… А на столах стояли тарелки с почти доеденными отбивными.
Яшка потянулся было схватить одну, но лев сказал:
− Яша, твоя гордость дала большой крен.
И они, из последних сил удерживая гордость в вертикальном положении, направились на кухню, как две яхты класса «Дракон».
А там… На кухне!.. На плите!..
Стояло громадное блюдо с громадным окороком. И этот окорок был обложен круглыми картофелинами, от которых шел пар. А эти картофелины были посыпаны укропом…
Лев схватил это блюдо!
Устроившись у окна, они принялись наслаждаться. А насладившись, облизали пальцы. И тут услышали вздох под столом.
Яшка приподнял скатерть и увидел: сидит под столом король.
− Но почему вы под столом? − спросил Яшка.
− По двум причинам, − ответил король. − Причина первая − естественное для короля чувство страха, если в харчевню, где он обедает, врывается рычащий лев. Причина вторая − естественное для короля чувство такта − присутствие коронованной особы отрицательно влияет как на аппетит, так и на пищеварение львов. Кстати, нам следует смываться.
− Прямо сейчас? − спросил лев.
− Немедленно. Окорок, который вы съели, был приготовлен для знаменитого силача Карателло, который вот-вот прибудет на автомобиле. Карателло − смелый мужчина, он пойдет на вас с кулаками, и вам придется перебить ему хребет ударом лапы. Вы же этого не хотите?
− Не хочу, − сказал лев.
− Тогда вперед! − Король, придерживая корону, выскочил в окно.
За ним Яшка. Последним лев.
Нырнули они в темные заросли рододендронов и олеандров, глициний и горной горчицы. И вовремя. В харчевне уже громко звучали бранные выражения и угрозы. Нужно сказать, что ни король, ни лев, ни Яшка Кошкин этого не любили.
− А чем вы, собственно, занимаетесь? − спросил король.
− Мы − справедливые разбойники, − сказал Яшка, тяжело дыша.
− Но нам не ясно направление и круг нашей деятельности, − сказал лев.
Король рукой махнул.
− Ерунда. Даже очень просто. Приходим в харчевню, нанимаемся колоть дрова. Назначаем цену за покол. Спрашиваем у хозяина: «Справедлива ли цена?» Он радостно отвечает: «Справедлива!» − сейчас покольщиков мало − много радиотехников. Колем дрова, получаем деньги и уходим. А хозяин спрашивает у кухарки: видала ли она когда-нибудь подобных разбойников? Получается, и справедливые, и разбойники. А почему? Потому что несделанная работа всегда дороже сделанной. Я знаю − столько лет работал королем… Сейчас-то я в бегах. Не могу больше. Ну зачем я им? Я имею в виду подданных. Все они работают хорошо. Сапоги тачают сапожники. Пироги пекут пирожники. Никто не строит лестниц в никуда. Все как один стараются. Обо мне, короле, верите, могут целый год не вспоминать. На день рождения букет цветов и торт − и все. И остается мне только мечтать. − Король лег на бугорок, поросший шелковистой травкой, корону на глаза надвинул, заслоняясь от солнца.
− А вы не склонны поделиться вашими мечтами? − спросил лев Альваро очень вежливо. − Вас интересно слушать.
− Я мечтаю работать в цирке. Цирк − самое правдивое, что есть на свете. Следите за моей мыслью. Если в театре актер так страстно говорит о смерти, и закалывает себя кинжалом, и падает, и хрипит леденящим душу хрипом, то закрывается занавес, актер встает и направляется пить пиво. А в цирке? Если гимнаст падает с трапеции на арену, то не закрывается занавес и гимнаст не идет пить пиво. Вам ясно? Фокусник в цирке − фокусник. А картонные гири поднимает клоун.
− И кем бы вы хотели быть в цирке? − спросил лев Альваро.
− Я бы хотел объявлять номера громким голосом и первым начинать аплодисмент. Иногда я бы позволял себе шутить. Например: «Уважаемые зрители, сейчас известный разбойник с большой дороги лев прямо без разбега сделает двойное сальто… Ха-ха! Это была шутка, дорогие зрители!»
А лев взял и сделал.
Король снял корону, вытер лоб носовым платком:
− Вы тот знаменитый лев Альваро, которым я так восхищался!
− Нет, − сказал лев смущенно. − Я не тот. Я разукротился.
Король еще раз вытер лоб платком:
− Можно разукротиться от униженности, от запуганности, но из артиста разукротиться нельзя. Артист − всегда артист. В разукрощенном сердце артистизма еще больше… − Тут король повернулся к Яшке Кошкину: − А если я объявлю вас, юноша?
Тут Яшка Кошкин сильно покраснел. Захотелось ему даже заплакать настоящими слезами: ведь ничего не умел Яшка Кошкин по-настоящему. Правда, умел пуговицы пришивать. А это уже не мало. Вспомнил Яшка Кошкин, что он новгородец, вспомнил свой выдающийся класс второй «А», вспомнил, что есть такое понятие − сила воли, и таким стал волевым, решительным, что лев Альваро с беспокойством сказал:
− Яша, остерегайся необдуманных действий.
А король кивнул.
− Все в порядке, − сказал король. − Теперь нужно полностью выкладываться на тренировках. Скажем, «Сальто-мортале с подкидной доски». Для мальчика это красиво.
Горные склоны были лиловы. Горные лисы охотились на горных мышей. Горные перепела целовались с горными куропатками. Горный орел, выбравшись из курятника, снова висел в небесах.
С бугра, на котором лежали король, лев и Яшка, была видна большая дорога. Силач Карателло, чертыхаясь и размахивая кулаками, уже проехал в другую харчевню. Дорога была пустынна. Но! Тут из-за поворота вышла белая лошадь Роза, украшенная цветами. Она легко тащила повозку с цирковым реквизитом. В ногу с ней шли акробат Примо-Два и Даруня − гении остались дома. Разукротительная микстура оказалась нестойкой, как все микстуры.
Встречу артистов цирка словами прозы описать нельзя. Словами прозы легко описываются расставание и работа.
Чтобы обновить реквизит и починить балаган, лев и Примо-Два раскололи сто кубометров дров. Король, Даруня и Яшка сложили их в ровные поленницы. А лошадь Роза отдыхала. Стала она великолепной белой лошадью, готовой полностью выкладываться на тренировках.
Сластена Зуб и Верзила Грохот уже который день находились в Аструйне. Граждане города Форса, изумленные превращением гениев в циркачей, позабыли о жуликах, и те, естественно, удрали.
Аструйна − город большой и богатый. На берегу моря. Пальмы растут в Аструйне, агавы, земляничное и клубничное дерево.
Сластена и Верзила сытно ели, сладко пили и вскоре от выручки за то знаменитое выступление льва Альваро у них осталось четыре монеты.
Размышляя, на что их потратить, Сластена и Верзила вышли на балаганную площадь. Посередине площади стоял цирк, расцвеченный флагами. Играла музыка. На афише было написано: «Большая цирковая программа − рекордные трюки!»
В кассе сидела женщина тощая, но вежливая.
− Мадам, вы крутите сальто или ходите на ходулях? − спросил ее Сластена.
− Ни то ни другое, − приветливо ответила женщина. − Я живу тут рядом. Меня пригласили поработать кассиром, а моего мужа − на контроль. В молодости он был боксером. Приобретайте билеты. Рекомендую. Уже мало осталось.
Сластена приобрел. Наверно, в нем жила тяга к прекрасному − у жуликов это бывает. На сдачу они купили папирос − такие отпетые.
Вечером Сластена Зуб и Верзила Грохот отправились на представление.
В цирке яблоку негде было упасть. Жители Аструйны, даже старики, очень любили цирк. Мальчишки и девчонки − безбилетники, конечно, нашли лазейку. Они сопели и едва удерживались от воплей, мол, пора!
На арену вышли юные отличники аструйнской школы фанфаристов. Они протрубили «Привет Аструйне». Потом вышел король и громким голосом объявил:
− Воздушный полет! Выполняется без сучка без задоринки! − и первым похлопал в ладоши.
Сверху посыпались блестки.
Из-под купола по наклонной проволоке соскользнул акробат Примо-Два. В красном с золотом костюме.
Примо-Два был первоклассным артистом. Он проделал сложнейшие трюки на проволоке и на трапеции. Начинать представление трудно, и начало он взял на себя. Зрители ему громко хлопали, кричали: «Бис! Браво!»
Король, улыбаясь и кланяясь, объявил прелестную наездницу.
На арену под вальс выбежала белая лошадь. На ее спине Даруня делала фуэте.
Сластена толкнул Верзилу локтем:
− Смотри. Та… Лопни мои глаза…
Верзила захрипел от досады:
− Она. Ох, задавить бы…
Белая лошадь на арене танцевала. Даруня вспрыгивала на нее и вертела у нее на спине колесо.
Зрители отбили ладошки − так хлопали.
Когда раскрасневшаяся Даруня и счастливая белая лошадь покинули арену, бывший боксер, муж кассирши, вынес подкидную доску.
− Сальто-мортале с подкидной доски! − объявил король. − Рекордный трюк. Прошу приветствовать!
Фанфаристы снова протрубили «Привет Аструйне».
На арену вышел Яшка Кошкин в серебряном костюме. Прижал руку к сердцу, поклонился на все четыре стороны и встал на доску.
Зрители замерли.
− Ох, задавить бы, − выдохнул Верзила.
Сластена проявил осторожность.
− Не забывай про льва…
Тут они увидели знаменитого силача Карателло − силач сидел через ряд впереди них. Они наклонились к нему, растолкав соседей, и зашептали:
− Маэстро, именно этот гадкий мальчишка съел окорок, запеченный специально для вас в харчевне «Шкварки». Какой был запах! Волшебный аромат! Этот паршивец чавкал, называл вас козявкой и слабаком.
− А вы не ошибаетесь? − спросил силач.
− Клянемся мамой! Мы сами слышали.
Карателло не был глупым, но был очень вспыльчивым. Он бросился на арену как раз в тот момент, когда Яшка Кошкин, расставив руки, приготовился к полету. Сейчас лев Альваро прыгнет из-под купола на подкидную доску, доска подбросит Яшку вверх, Яшка сделает тройное сальто прогнувшись и приземлится льву на спину. Лев увезет его за кулисы под гром аплодисментов и начнет свое личное рекордное выступление.
Силач Карателло уже подскочил к Яшке.
Но!
Яшка взлетел. А перед силачом стоял лев, прекрасный и мощный, с открытой пастью и сверкающей гривой.
Сластена Зуб и Верзила Грохот запихались под скамейку. Они даже не почувствовали, что все их лягают и наступают им на пальцы.
Силач Карателло икнул, потом попятился, потом споткнулся о собственную ногу, упал на четвереньки и пустился наутек. Он не был труслив, но даже смелый силач, столкнувшись нос к носу со львом, не выдержит и побежит.
В цирке стоял такой шум, такой восторг и ликование, что балаган не выдержал − порвался.
А Яшка?
А Яшку позвал отец.
− Сколько можно тебя кричать? − сказал он строго. − Когда ты научишься прибегать домой по первому зову. Почему тебя нужно звать двадцать раз? Мой руки и ужинать. Сегодня на ужин яичница.
Яшка пошел мыть руки на улицу − в Усть-Ушице многие мыли руки на улице. А перед Яшкиным домом красиво прогуливалась Галина, участница самодеятельности.
Яшка отнесся к ней хладнокровно. Сделал вальцет, рандат, фляк.
«Как я выгляжу со стороны?» − спросил он мысленно. «Ты выглядишь хорошо, − ответил ему лев Альваро издалека. − Ночью мы покидаем Аструйну. В цирке такой закон − не можешь повторить рекордный трюк − уходи. Мы пойдем в город Херсонабад… Яша, сохраняй форму. Мы всегда с тобой».
Яшка сделал двойное сальто с разбега.
Галина стояла, вытаращив глаза. Длинные ресницы ее мелко-мелко дрожали. Она подошла к Яшке поближе и сказала художественно:
− Яша, я подумала и решила тебе посоветовать влюбиться в меня. Это ничего, что я выше…
− Извини, − сказал Яшка Кошкин. − Мне теперь некогда. Мне теперь нужно много работать. Нужно собрать гербарий из сорняков, выучить азбуку Морзе, английский язык и дифференциальные уравнения.
