Внимание! Сказка не предназначена для детей.
Вариант А
Жил-был мещанин, у него была пригожая жена. Жили они и прожилися. И говорит жена мужу:
— Надо нам с тобой поправиться, чтоб было чем свои головы прокормить.
— А как поправиться?
— Уж я придумала, только не ругай меня.
— Ну, делай, коли придумала.
— Спрячься-ка, — говорит жена, — да выжидай; а я пойду приведу к себе гостя, ты и застучи: тут мы дело и обделаем.
— Ну, хорошо!
Вот взяли они короб, насыпали сажею и поставили на полатях. Муж спрятался, а жена набелилась, нарумянилась, убралася и вышла на улицу, да и села подле окошечка — такая наряженная!
Немного погодя едет мимо верхом на лошади поп, подъехал близко и говорит:
— Что, молодушка, нарядилася, али у тебя праздник какой?
— Какой праздник, с горя нарядилася: теперь я одна дома.
— А муж где?
— На работу уехал.
— Что ж, голубушка, твоему горю пособить можно; пусти-ка меня к себе в гости, так и не будешь одна ночь коротать.
— Милости просим, батюшка!
— Куда ж лошадь девать-то?
— Веди во двор. А я велю батраку прибрать её.
Вот вошли они вдвоём в избу.
— Как же, голубушка, надо наперёд выпить; вот целковый — посылай за вином. Принёс батрак им целый штоф водки; они выпили и закусили.
— Ну, теперь пора и спать ложиться, — говорит поп, — повляемся да поебёмся немножко.
— Послушай, батька! Коли грешить, так грешить: раздевайся догола; так веселее.
Поп только улёгся на кровать, как муж застучал шибко-нашибко.
— Ох, беда моя! Муж воротился! Полезай, батюшка, на полати и спрячься в короб!
Поп вскочил в короб и улёгся в саже. А муж идёт в избу да ругается:
— Что ты, мать твою разэдак! Дверь долго не отворяешь!
Подошёл к столу, выпил водки стакан и закусил; вышел потом из избы и опять спрятался, а жена поскорей на улицу и села под окошечком. Едет мимо дьякон. С ним то ж случилось. Как застучал муж, дьякон, раздетый догола, чебурах в короб с сажей и прямо попал на попа:
— Кто тут?
— Это я, — говорит поп шёпотом. — А ты, свет, кто?
— Я, батюшка, дьякон.
— Да как ты сюда попал?
— А ты, батюшка, как? Уж молчи, чтоб хозяин не услыхал, а то беда будет.
Потом таким же образом заманила к себе хозяйка дьячка. Очутился и он в коробе с сажей; ощупал руками попа и дьякона:
— Кто здесь?
— Это мы, я и отец дьякон, — говорит поп, — а ты, кажись, дьячок?
— Точно так, батюшка.
Наконец пошла хозяйка на улицу и звонаря заманила. Звонарь только разделся, как раздался шум и стук, он бултых в короб:
— Кто тут?
— Это я, свет, с отцом дьяконом и дьячком; а ты. кажись, звонарь?
— Так точно, батюшка.
— Ну, свет, теперь весь причт церковной собрался!
Муж вошёл и говорит жене:
— Нет ли у нас сажи продажной? Спрашивают, купить хотят.
— Пожалуй, продавай, — говорит жена. — На полатях целой короб стоит.
Взял он с батраком, взвалили этот короб на телегу и повезли по большой дороге.
Едет барин:
— Сворачивай! — кричит во всю глотку.
— Нельзя, у меня черти на возу.
— А покажи, — говорит барин.
— Дай пятьсот рублей!
— Что так дорого?
— Да коли открою короб, только и видел их: сейчас уйдут.
Дал ему барин пятьсот рублёв: как открыл он короб — как повыскочил оттуда весь причт церковный да во всю прыть бежать — настоящие черти, измазанные да чёрные.
Вариант Б
Жил-был мужик, была у него молодая да пригожая жена. Полюбилась она попу и дьякону и дьячку.
— Что, Марьюшка, — спрашивает поп, — нельзя ли этого?
— Приходи, батюшко, вечером, как только стемнеет.
Стал просить дьякон, она сказала ему:
— Приходите, отец дьякон, как совсем ночь наступит.
А дьячку велела приходить около полуночи. Мужик сговорился с женой, ушел из дому, набрал мешков, будто хочет к город идти на базар.
Пришёл к бабе поп, и только разделся, раздался стук — мужик воротился. Поп спрятался в короб на самый низ.
Потом пришёл дьякон, туда же попал и лёг на попа; за ним дьячок, поверх всех улёгся. Мужик кричит:
— Подай, жена, ружьё! Хочу стрелять, да напиши мелом цель вот на этом коробе.
Пишет баба цель; поп шепчет ей:
— Пиши повыше!
А дьячок:
— Пиши пониже.
Попугал их, попугал мужик и велел жене выпускать на волю, а сам стал с дубинкой у порога и давай потчевать.
Дьячок и дьякон ушли, а поп спрятался в сенях под корову. Мужик заприметил то и говорит жене:
— Жена, ступай к попадье, пусть придёт да корову купит: она давно торговала; я теперь дешево отдам.
Как услыхала попадья о корове, сейчас скочила с кровать, оделась и прибежала.
— Что, Иван, коровку-то продаёшь?
— Продаю, матушка!
— Что просишь?
— Дак сорок рублей; а коли попилить дашь — ничего не возьму!
— Ну, пили, свет!
Мужик разложил попадью в сенях, отработал её и говорит:
— А корову, матушка, я завтра пришлю вместе с телёнком.
Попадья ушла, а мужик кричит на жену:
— Давай ужинать!
— Чего тебе?
— Давай молока!
— Молока нету, телёнок всю корову высосал!
Мужик взял дубинку и давай лупить попа, а поп, как телёнок, мычит; мычал, мычал, да видит: дело-то невмоготу, выскочил и драла домой.
— Где ты был? — спрашивает попадья — ишь полуношник, всё по блядям шляешься!
А поп говорит ей:
— Молчи, мать твою так, а где корова, что ты купила?
Вариант В
Жил-был кузнец, у него хозяйка была чудная красавица. Жили они бедно. Раз кузнец говорит своей жене:
— Послушай, хозяйка, что нам делать? откуда денег взять? Ты хоть бы женихов к себе приманила! На тебя и богатые станут зариться. Ступай-ка по городу, не попадётся ли какой дурак! А ты смотри не плошай: коли кто на тебя попросит, ты обери с него деньги и вели приходить на ночь в кузницу, через трубу. Я сам там буду и разделаюсь как надо!
Кузнечиха нарядилась почище и пошла по городу. Попадается ей знакомый поп.
— Здравствуй, бабёнка! Что, муж твой дома?
— Нету, батюшка! Барин потребовал его к себе и целой месяц на работу, я теперича живу одна.
— Ну, свет, тем лучше, что одна. Нельзя ли мне другому к тебе ночевать прийти?
— Отчего же, батюшка, можно, только дай двадцать рублей.
— Изволь, свет! На сейчас и деньги. Я вечером, после всенощной, прямо к тебе буду.
— Приходи, батюшка, только не в избу, я буду ночевать в кузнице — караулить мужнины струменты; так ты и спустись туда потихоньку в трубу.
— Хорошо, свет!
Получила она с попа двадцать рублей и пошла дальше. Встречает её староста церковный.
— А, здравствуй, кузнечиха!
— Здравствуй, добрый человек!
— Что, муж твой дома?
— Нету, ушёл к барину работать на целой месяц, теперь одна дома живу.
— Нельзя ли с тобой, милая, хоть одну ночку переночевать?
— Отчего же! Теперь мне своя воля. Дай двадцать рублей и приходи вечером попозже. Я буду ночевать в кузнице; а как придёшь, не стучись к дверь, чтоб шуму не было, а спущайся потихоньку к трубу.
— Ладно!
Взяла она со старосты двадцать рублей и пошла дальше.
Повстречался с нею цыган.
— Гэ, здорова, пани матка!
— Здравствуй, цыган!
— А что, моя кохана, твой старик дома?
— Нету, уехал на целой месяц к барину работать. Я теперича одна живу.
— Гэ, моя коханочко! Дак я с тобой могу ночку переночевать!
— Отчего же! Приходи, цыган! Только давай двадцать рублей.
Цыган вынул деньги:
— На-на, мая коханочко! Я вечером к тебе прибегу.
— Приходи, цыган, прямо в кузницу и спустись к трубу: я там стану тебя дожидаться.
— Хорошо, моя голубка!
Воротилась домой кузнечиха и говорит:
— Ну, муженёк, придут к ночи три жениха в гости; со всех взяла по двадцати рублей.
— Ну, хозяйка, слава Богу! Я с ними сделаюсь.
Дождались вечера. Кузнец собрался и пошёл на кузницу, развёл огонь к горне, положил туда клещи и стал женихов поджидать. Вот поп отправил всенощную, схватил рясу и бегом из церкви в кузницу. Нагоняет его староста.
— Куда вы, батюшка?
— А помалчивай, свет! Согрешил перед Богом, иду к кузнечихе на ночь, и деньги вперёд отдал.
— Ах, батюшка! Ведь и я туда же иду!
— Ничего, свет! Пойдём вдвоем, ещё веселее будет.
Стали подходить к кузнице, нагнал их цыган.
— Гэ, куда вы, отцы духовные?
— Помалчивай, цыган, мы идём к одной бабе на ночь — вот в эту кузницу.
— Ага, батеньки, я и сам к ней бегу!
— Ну, пойдём с нами.
Пришли все трое.
— Ну, кому теперича вперёд в трубу лезть?
Поп говорит:
— Мне, свет! Я ведь постарше вас.
— Ну, полезай, батюшка.
Поп снял с себя рясу и скинул долой сапоги и портки. Староста с цыганом взяли и зацепили его верёвками под руки и хотят спущать в трубу. Поп говорит им:
— Как только, братцы, я сделаю своё дело, так и закричу: «фык!», а вы меня шмыг! И тащите назад.
Только стали опущать попа в трубу, кузнец накалил клещи покрепче и схватил батьку клещами-то за муде, закричал поп благим матом:
— Фык!
Они его шмыг и вытащили назад.
— Что, батенька, так скоро отработал? — спрашивает цыган.
— Ах, свет! Какая у неё пизда-то горячая, только дотронулся, дак словно порохом обожгло. Я ещё никогда эдакой не пробовал!
— Ну, теперича я полезу! — сказал староста.
— Полезай!
Староста разделся. Поп с цыганом подвязали его под руки и давай в трубу спущать. Кузнец взял клещи, схватил и этого жениха за муде.
Староста заорал:
— Фык!
Они его шмыг и вытащили назад.
— Ну, цыган, — говорит староста, — не жалко двадцати рублей, было за что заплатить, полезай теперь ты.
— Я, батюшки, не по-вашему стану работать: покудова три раза не отваляю — не отстану от неё. Смотрите же, батеньки, не тащите меня, покуда три раза не скажу: «фык»!
— Хорошо.
Стали спущать цыгана, кузнец услыхал, что третий жених лезет в трубу, взял с горна горячие клещи, схватил цыгана прямо за муде. Цыган ко всё горло орёт:
— Фык!
Не тащут. Цыган в другой раз:
— Фык!
Не тащут. Цыган в третий раз:
— Фык! Серу вашего батька! Тут не ебут, а живого пекут! Фык!
Поп и староста шмыг и вытащили цыгана. Муде все у него облезли! Напустился цыган на батьку:
— Ты, псяча, козляча борода! Зачем не сказал, как там потчуют? Черт тебя бери, пущай бы у тебя одного яйца были поджарены. Ох, батеньки, мне-то пуще всех досталось!
— Ну, свет, ничего, когда подлая баба нас обманула, так пойдём же теперь к ней к избу, а с нею, шкурою, по-своему разделаемся.
Оделись они кое-как и потащились к кузнечихе, пришли в избу и застали её одну.
— Что ты, шельма, с нами сделала?
— Ах, миленькие! — отвечает кузнечиха, — я ведь и сама не рада, что моего мужа домой черти принесли: воротился ни с того ни с сего, да с вечера и пошёл в кузницу работать. Садитесь-ка, голубчики, я маленько поуберусь; ночь большая, вся наша будет; а муж теперь в кузнице до белого дня пробудет.
Уселись гости. Вдруг идёт домой кузнец, притворился пьяным, стучится в дверь и ругается на жену:
— Отворяй, блядища!
Как услыхали шум да крик — гости повскакивали:
— Куда же нам теперь деваться?
Кузнечиха говорит:
— Не бойтесь, голубчики, — вас спрячу, ведь он пьяной, скоро уснёт. Ты, батюшка, скидывай поскорей с себя всю одёжу и становись голой в переднем углу: я скажу мужу, что святья купила!
Поп сейчас скинул с себя долой рясу, портки, сапоги и сорочку, стал в переднем углу, словно святой, и косу и бороду распустил.
— А я куда денусь? — спрашивает староста.
— А я куда? — кричит цыган.
— А вы, голубчики, скидайте с себя одёжу догола. Тебя, — говорит старосте, — я привяжу верёвкою к жерди и скажу мужу, что большой кувшин купила; а ты, цыган, полезай вот в эту кадушку с гущею; там просидишь — он тебя и не увидит!
Разделись они догола; кузнечиха прицепила старосту верёвкою к жерди, а цыган полез прямо в гущу. Отворила кузнечиха дверь мужу, он входит, ругается и кричит:
— Жена, давай ужинать!
Посмотрел, в углу стоит поп.
— А что это за черт у тебя стоит?
— Господь с тобой! Какой черт? Это святьё.
— А что за такого большого заплатила?
— Завтра узнаешь, ложись-ка спать.
Кузнец зажёг свечу, подошёл к попу, взял его за кляп и спрашивает у хозяйки:
— А это что за штука?
— Эта штука, чтоб свечку ставить
— Ну, дай-ко сейчас поставлю!
Взял свечку и ну лепить к хую. Свечка не пристаёт — всё отваливается.
— Надо этот подсвечник накалить: тогда лучше пристанет!
И стал свечкою конец поповского кляпа прижигать. Поп как пёрднет, прыгнул через стол и вон из избы, так голый и удрал!
— Ах ты, блядища, — закричал муж, — ты ведь купила не святьё, а черта, смотри, ведь он ушёл — и деньги пропали!
Потом подошёл к жерди:
— А это что висит?
— Кувшин большой для воды купила.
— Какой, черт, кувшин — это настоящая бочка! Да крепок ли он?
— Я стучала в него кулаком — хорошо звенит!
— Дай-ка я поленом попробую: не разобьётся ли?
Взял полено и со всего маху как начал дуть старосту по рёбрам. Староста только на веревке качается. Вдруг верёвка оборвалася; староста головою об пол, вскочил и убежал вон.
— Ишь, накупила! — говорит кузнец. — Дай-ка квасу напьюся.
Подошёл к кадушке и видит: цыган к гуще по горло сидит, одно рыло выставил наружу. Кузнец крестится:
— Вот до чего с тобой дожил; верно, ты эту гущу держишь в кадушке с тех пор, как замуж за меня вышла: видишь, в ней уже черти завелись!
Взял — накрыл кадушку с цыганом кружком и заколотил накрепко гвоздями. Сидит цыган голодный день и другой; а на третий день запряг кузнец телегу, встащил на неё кадушку и поехал к озеру. Приехал и остановился здесь. Скинул свои сапоги, засучил штаны, влез в воду и ходит с кнутом около (озера) берега, будто что ловит. Немного погодя едет мимо барин.
— Здорово, мужичок!
— Зачем, барин, зачем здоровкался; только охоте моей помешал.
— Какой охоте?
— А вот сейчас было взялся черт за крючок, да как услыхал твой голос и клевать не стал, назад воротился.
— Что ты врёшь?
— Чего врать-то! Я уж одного поймал и в кадушку посадил; а другого ты испугал.
— А покажь мне того, что поймал!
— Не покажу, барин.
— Вот тебе пятьдесят рублей.
— Мне дома и свои господа дадут сотню.
— Ну, бери сто рублей!
Кузнец взял сто рублей с барина, открыл кадушку: как выскочит оттуда цыган весь в гуще, да тягу и дал.
— В самом деле черт! — сказал барин и плюнул, — сколько лет на свете живу, а только в первой раз увидел черта!
Кузнец воротился домой и говорит жене:
— Ну, хозяйка, вить я продал цыгана за сто рублей; теперь надо ещё продать попову рясу, и дело ладно будет.
Надел на себя попову рясу, взял попову палку и рано утром пошёл к попову двору. Поп увидал кузнеца и думает:
— Дело-то будет плохо, коли прихожане узнают. — И стал просить кузнеца:
— Сделай милость, свет, не смеши людей!
— Что дашь? Хочешь выкупить за сто рублей?
— Ни то за сто, полтораста дам!
Кузнец отдал попу рясу и палку и взял с него полтораста рублей. Пошёл к жене и стал с нею жить да поживать маленько поисправнее.
