Наступила весна, проложила в снегу ручейки.
Затем ни снега не стало, ни ручейков. Это пришло лето. Самое любимое время Хомы и Суслика.
Летом птицы весело поют. Летом можно бегать, где угодно, в догонялки играть, в прятки. И дни летом — длинные, можно подолгу домой не возвращаться.
Пришёл Хома к Суслику.
Суслик на пригорке у своей норы стоит и куда-то смотрит. Весь какой-то внимательный.
Встал Хома на цыпочки и тоже смотрит. Туда, куда Суслик смотрит.
Плывёт по ручью лодка. С мальчишками. Из лодки музыка доносится. Красивая. Как птичье пение.
— Они что, соловьём чирикать умеют? — спросил Суслик.
— Это не они. Это антенна поёт, — ответил Хома.
— Какая… тенна? — поразился Суслик.
— А вон та. Видишь, между мальчишками торчит? Блестящая проволочка. Когда тебя ещё на свете не было, — похвастался Хома, — я однажды у реки ночевал. И рыболов рядом в стогу ночевал. Он такую же проволочку сквозь стог просунул, а она запела и заиграла.
— Пошли искать, — воскликнул Суслик, — проволочку!
— А знаешь, ты тоже умный, — неожиданно признал Хома. — Слушать будем, как она поёт.
Искали. Нашли. Длинную такую, блестящую. Красота!
В землю проволочку воткнули. Сидят, слушают. Не поёт.
Весь день, до вечера, сидели. А она не поёт.
Свистнул мрачно Суслик и ушёл спать. А Хома остался и думал всю ночь.
— Понял! — ворвался он утром к Суслику. — Это не такая проволочка!
— А что с «нетакой» делать? — зевнул Суслик.
— Вот что! — и Хома начал привязывать проволочку к его хвосту.
— Отпусти хвост! — завизжал Суслик. — К своему привязывай!
— А я к своему уже привязал, — важно заявил Хома. — Ухожу я к себе, а ты здесь оставайся. Дёрну за проволочку, прибегай ко мне в нору, пой-чирикай.
— А если я дёрну? — изумился Суслик.
— Тогда я к тебе прибегу петь!
— Ну, пой, раз ты уже здесь — великодушно разрешил Суслик.
Засвистел, зачирикал Хома. Почти как знакомый Соловей.
Устал, домой убежал. Дёрнул за проволочку.
Суслик прибежал. Зачирикал, засвистел Суслик. Почти как знакомый Жаворонок.
Замечательно!
Да перед самой осенью несчастье чуть не случилось. Захотели одновременно Хома и Суслик друг друга увидеть и послушать.
Дёрнули разом проволочку, чуть хвосты друг другу не оторвали!
Пришлось отвязаться и отказаться.
— Да и голос у тебя, Хома, извини, ужасный, — заметил Суслик.
— А тебе Слон на ухо наступил!
— Не наступал. Он тут не водится, — насупился Суслик. — Просто я от рождения петь не умею.
— И я, — признался Хома.
И порешили они больше сами не петь, а птиц слушать. Насыпят зёрен возле своих норок — стайками птицы слетаются и громко поют.
А Хома и Суслик слушают.
И на душе прекрасно. И за хвосты спокойно.
А когда осенью птицы в южные страны улетали, полились с вышины прощальные песни:
«До свидания, Хома!.. До свидания, Суслик!..»