Пиноккио лишается своих золотых монет и в наказание получает четыре месяца тюрьмы
Вернувшись в город, Деревянный Человечек стал считать минуты, одну за другой, и, наконец, решив, что время приспело, отправился опять к Волшебному Полю.
Он очень торопился, и сердце его громко стучало: тик так, тик так, как стенные часы, которые сильно спешат. Он думал:
«А если я найду на ветках дерева не тысячу, а две тысячи монет? А если я найду не две тысячи, а пять тысяч? А если я найду не пять тысяч, а сто тысяч? Ах, каким великолепным синьором я стану тогда! Я смогу тогда обзавестись прекрасным палаццо, конюшней с тысячью деревянных лошадок, погребком с жёлтым и красным ликёром и библиотекой, в которой на полках будут стоять только засахаренные фрукты, торты, пряники, миндальные пироги и сливочные вафли».
В таких сладостных мечтаниях прошёл весь путь. Наконец Пиноккио приблизился к полю и остановился, чтобы поглядеть, где оно, это дерево, ветки которого увешаны монетами, но он ничего не обнаружил. Он приблизился ещё на сто шагов. Ничего. Он вступил на поле и наконец очутился возле той ямки, куда закопал свои цехины. Ничего. Тогда он задумался, позабыл приличные манеры, о которых пишут в книгах, вынул руку из кармана и крепко почесал затылок.
В это мгновение до его ушей донёсся громкий смех, и, обернувшись, он увидел большого попугая, который чистил свои жидкие перья.
– Почему ты смеёшься? – сердито спросил Пиноккио.
– Я смеюсь потому, что, когда я чистил свои перья, я щекотнул себя под крылом.
Деревянный Человечек ничего не ответил на это, пошёл к канаве, набрал ботинок воды и вылил её на землю в том месте, где были закопаны золотые монеты.
Тут он опять услышал среди безмолвия полей смех, притом ещё более вызывающий, чем раньше.
– Нельзя ли наконец узнать, – рассвирепел Пиноккио, – что означает твой бесстыдный попугайский смех?
– Я смеюсь над дураками, которые верят во всякую чушь и даются в обман пройдохам.
– Не намекаешь ли ты на меня?
– Да, на тебя, бедный Пиноккио. Ты до того непроходимо глуп, что веришь, будто деньги можно сеять, как бобы или тыквы, а потом собирать урожай. Я тоже когда-то верил в нечто подобное и теперь раскаиваюсь в этом. Теперь я убедился, к сожалению слишком поздно, что для честного заработка нужно трудиться собственными руками и думать собственной головой.
– Я не понимаю, о чём ты толкуешь, – сказал Деревянный Человечек.
Однако его уже начало трясти от страха.
– Ну что ж, тогда я скажу яснее, – продолжал попугай. – Когда ты был в городе, Лиса и Кот вернулись сюда, на поле, выкопали золотые монеты и унеслись с быстротой ветра. Разве их теперь догонишь? Ищи свищи.
Пиноккио слушал с открытым ртом и, все ещё не в силах поверить словам попугая, стал ногтями раскапывать землю, которую только что поливал. Он рыл и рыл и наконец вырыл такую глубокую яму, что в ней мог бы поместиться целиком большой стог сена. Но от золотых монет не осталось и следа.
Тогда его охватило отчаяние, он побежал обратно в город и, не медля ни минуты, отправился в суд заявить судье о двух мошенниках, обокравших его.
Судьёй была большая и дряхлая обезьяна, горилла, которая имела весьма почтенный вид благодаря своей старости, белой бороде, а главное – золотым очкам. Правда, они были без стёкол, но обезьяна никак не могла без них обойтись, так как у неё ослабело зрение.
Пиноккио рассказал судье со всеми подробностями о том, как его обманули, сообщил имена и прозвища, а также особые приметы грабителей и в заключение воззвал к справедливости.
Судья слушал его с глубоким доброжелательством и величайшим участием, выглядел очень взволнованным и растроганным, и, когда Деревянный Человечек высказал все, судья протянул руку и позвонил в настольный колокольчик.
На звон моментально явились две собаки в полицейской форме.
Судья показал пальцем на Пиноккио и сказал им:
– У бедняги украли четыре золотые монеты. Стало быть, вяжите его и немедленно посадите в тюрьму.
Деревянный Человечек, услышав этот неожиданный приговор, возмутился и хотел написать заявление. Но полицейские, не теряя времени, заткнули ему рот и сунули его в яму.
Четыре месяца просидел в тюрьме Пиноккио, и это были длинные месяцы. Он сидел бы ещё дольше, если бы в это время не произошло одно счастливое событие.
Молодой король, правивший Болванией, одержал большую победу над врагами и в связи с этим устроил публичные празднества, иллюминацию, фейерверк, конные состязания и велосипедные гонки. Кроме того, в знак великой радости были открыты двери всех тюрем и освобождены все преступники.
– Раз всех выпускают, то надо и меня выпустить, – сказал Пиноккио тюремному смотрителю.
– Вас нет, – ответил смотритель, – вы не относитесь к числу амнистированных.
– Прошу прощения, – возразил Пиноккио, – я ведь тоже преступник!
– В таком случае, вы тысячу раз правы, – извинился смотритель, почтительно снял фуражку, открыл ворота тюрьмы и выпустил Пиноккио на свободу.
