Жил в одном приходе бедняк хусман — так в Дании безземельных арендаторов называют. И было у него три сына: старшего звали Пер, среднего Пале, а младшего Эсбен, по прозвищу Простак. Слыл Эсбен недалеким, и никто его всерьез не принимал.
Вот подросли сыновья — и настало им время в дорогу отправляться, счастья искать. Хозяйство у стариков невелико, рук приложить не к чему, а быть за далер у соседей на побегушках им уже не пристало — больно велики выросли.
— Ну и вымахали! — сказал им отец. — Вместо того что бы дома без дела слоняться, ступайте-ка лучше да заработайте себе на хлеб.
Подался первым на чужую сторону старший сын, Пер. Снарядили Пера в дорогу, дали ему холщовую рубаху, штаны сермяжные и хлеба ломоть. Простился он с родными и пошел по белу свету странствовать.
Шел он, шел, видит — навстречу ему путник катит, упряжка у него богатая. Придержал лошадей и кричит Перу:
— Эй, малый, куда путь держишь?
— Иду на чужую сторону счастья искать.
— Не пойдешь ли ко мне в работники? — спрашивает путник.
— А плату какую положишь? — осведомился Пер.
— Полгода отслужишь — четверик серебра получишь,- отвечает проезжий.
— Плата хоть куда! — говорит Пер.
— Только, чур, уговор, — продолжает путник. — Подниматься до зари и всякую работу справлять, какую ни прикажу. У меня обычай таков. Люблю я, чтоб работники в моей усадьбе подолгу служили, но поначалу всех испытываю и только на полгода нанимаю. Запомни: как придет весна, прилетит кукушка, так и уговору нашему конец. И еще одно: сам я человек веселый и кислые ролей терпеть не могу. Давай так: кто из нас первый разозлится, тот пускай на себя пеняет! Коли первый разозлюсь я — что ж, сколько ни прослужишь — получай плату за полгода сполна. А коли ты первый разозлишься, тут уж не взыщи. Нарежу у тебя ремней из спины и брюха, посыплю раны перцем да солью — и убирайся на все четыре стороны.
Чудной был уговор, и не сразу ударил Пер по рукам. Призадумался сначала. Да и страшен был тот человек. Рот до ушей, а такого уродливого длиннющего носа Пер в жизни не видывал. Зато свиные глазки проезжего до того были ласковы, до того умильны, что Пер подумал: «Он, видать, шутки шутит. А плата, и вправду, хоть куда. Эх, была не была!»
— Ладно! — сказал Пер. — По рукам!
Так подрядился Пер на службу. Сел он к хозяину в повозку и оглянуться не успел — они уж и дома. Время было позднее, улегся Пер и проспал всю ночь до зари в своей каморке.
В шесть часов утра запел петух. Вскочил Пер, оделся — и бегом на гумно, куда еще с вечера наказал ему идти хозяин.
Стал Пер что есть силы молотить пшеницу, как было приказано. Молотит он час, молотит другой, а кругом словно все вымерло. Никто не приходит и не зовет его завтракать. Отшвырнул тогда Пер цеп и пошел в горницу. Пришел и видит: развалился на лавке хозяин, а завтрака на столе и в помине нет. Тут же в горнице и хозяйка — косоглазая, изо рта два огромных клыка торчат. «Ну и уродина! — подумал Пер.- Хуже хозяина!» И еще вертится под ногами орава чумазых ребятишек: воют, визжат, царапаются. Видать, все уже позавтракали. Только для него ничего не припасли.
Хозяин ухмыляется:
— Никак, ты есть хочешь, Пер?
— Ясно, хочу! — говорит Пер. — Ужинать-то мне вчера не дали, да и нынче маковой росинки во рту не было. Попробуй-ка помолотить два часа не евши!
— А ты глянь, что над притолокой написано! — сказал горный тролль.
Нанялся-то Пер вовсе не к человеку, а к троллю! Только он того не знал.
Поднял голову Пер и видит: выведено над притолокой большими буквами: «Нынче еды не жди, до завтра погоди!»
Лицо Пера вытянулось с досады.
— Никак, ты разозлился, Пер? — спрашивает хозяин. Видит Пер — дело-то выходит нешуточное — и отвечает:
— Что ты, что ты, вовсе нет!
Побрел он, как побитая собака, назад на гумно. По счастью, завалялся у него в кармане ломоть хлеба, что еще Дома припас. Пригодился он ему теперь.
«Денек перебьюсь, — подумал Пер, — может, хозяин испытать меня хочет. А то с чего бы такие причуды! Написано ведь над притолокой: до завтра погоди!
Молотил Пер без отдыха весь день до вечера, а потом, не поужинавши, спать отправился.
Назавтра петух в четыре часа запел.
«Вот и позавтракаю пораньше», — подумал Пер.
Вскочил, оделся — и бегом на гумно. Прибежал — и давай что есть силы молотить. Но то и дело, опуская цеп, прислушивался: не зовут ли завтракать? Только никто его не звал. Как подошло время к шести, отшвырнул Пер цеп и пошел в горницу. А там точь-в-точь как вчера: завтрака и в помине нет, хозяин развалился на лавке за столом, и вид у него все такой же сытый и довольный. Хозяйка возится с оравой злющих горластых ребятишек. Ну, видать, позавтракали они сытно!
Поглядел хозяин на работника и ухмыльнулся:
— Никак, ты есть хочешь, Пер?
— Еще бы не хотеть! — в сердцах сказал Пер. — Вчера у меня маковой росинки во рту не было, а я день-деньской на гумне надрывался, и нынче два битых часа молотил. Будешь тут голодным как собака!
— А ты глянь, что нынче над притолокой написано!- говорит тролль.
Глянул Пер и видит: выведено там то же, что и вчера: «Нынче еды не жди, до завтра погоди!»
— Вчера ты тоже «завтра» сулил! — закричал Пер. -Будет шутки шутить! Работника кормить надо!
— Никак, ты разозлился, Пер? — спрашивает хозяин-тролль.
— Ясное дело, разозлился, кровосос ты чертов! — ругается Пер. — Нечего над людьми измываться, «завтраками» потчевать.
— Вон что?! А уговор знаешь? — вскочил с лавки тролль.
Сноровка у тролля была, видать, изрядная! Схватил он нож, мигом стянул с Пера рубаху, нарезал ремней из спины и живота работника, умеючи присыпал перцем, присолил да и вышвырнул его за ворота.
Закричал, застонал Пер и домой поплелся. Немало дней прошло, прежде чем воротился он к старикам родителям.
Долго хворал Пер, а дома ему еще травили душу — все в один голос твердили: он-де во всем виноват сам, был строптив, а хозяин хотел лишь испытать нового работника. Службой за четверик серебра в год не гнушаются!
Собрался тогда в путь средний брат, Палле. Запасся он впрок всякой снедью и отправился той самой дорогой, что и Пер.
Повезло Палле: под вечер катит ему навстречу тот же хозяин. Придержал лошадей и кричит:
— Эй, малый, куда путь держишь?
— Иду на чужую сторону счастья искать! — отозвался Палле.
Стал тролль его к себе на службу звать. Принял Палле условия договора. Ударили они по рукам и поехали домой к хозяину.
Прожил Палле у тролля целых три дня; все это время он на хозяина работал: тот его не кормил, не поил, только «завтраками» потчевал. А как увидел Палле на четвертый день над притолокой ту же надпись: «Нынче еды не жди, до завтра погоди!» — лопнуло у него терпение, дал он себе волю и отругал тролля всласть.
Отделали его, как и Пера, нарезали ремней из спины и живота, присыпали раны перцем и присолили.
Долго брел он до дому, и вид у него был — смотреть жалко!
Увидели старики хусманы сына — запричитали, стали разными снадобьями его раны врачевать; кляли на чем свет стоит злодея-хозяина, что так детей их изувечил.
Эсбен Простак меж тем по двору бродит и молчит, будто воды в рот набрал. А утром и вовсе пропал со двора. Сам-то он знал, куда ему надо: отправился Эсбен той самой дорогой, что его братья.
Под вечер и ему навстречу тролль катит. Придержал лошадей и кричит Эсбену:
— Эй, малый, куда путь держишь?
— Иду на чужую сторону счастья искать! — отозвался Эсбен.
— Не пойдешь ли ко мне в работники? — спрашивает тролль.
— А плату какую положишь? — осведомился Эсбен.
Четверик чистого серебра за полгода службы, — отвечает тролль. — Плата хоть куда! Только запомни: сам я человек веселый и работников мне таких же подавай! Потому-то я наперед и уговариваюсь: кто из нас первый разозлится, тот пускай на себя пеняет! Коли первый разозлюсь я, что ж, сколько ни прослужишь — получай плату за полгода сполна. А коли ты первый разозлишься, тут уж не взыщи. Нарежуу тебя ремней из спины и брюха, посыплю раны перцем да солью — и убирайся на все четыре стороны.
— Пожалуй, сойдемся! — сказал Эсбен.
Ударили они по рукам, а тролль и говорит:
— Служить мне будешь до весны, а как кукушка прилетит, уговору нашему конец. А может, мы и после того по-новому сговоримся.
— Ладно! — соглашается Эсбен.
Сел он в повозку, и покатили они в троллеву усадьбу. Отвели Эсбена в ту самую каморку, где его братья жили, и проспал он там беспробудно всю ночь.
В шесть часов запел петух. Поднялся Эсбен и отправился на гумно рожь молотить, как было приказано. Молотит час, молотит другой, а кругом словно все вымерло. Никто не приходит и завтракать его не зовет. Отшвырнул тогда Эсбен цеп и пошел в горницу. Пришел и видит — все троллево семейство в сборе: за столом тролль развалился, троллиха тут же сидит, на полу троллята дерутся и царапаются.
— День добрый! — здоровается Эсбен. — Завтракать н пора ли?
— Про то в уговоре не сказано,- говорит тролль.- Глянь-ка лучше, что над притолокой написано.
Хоть и невелик грамотей был Эсбен, а все-таки прочитал по складам: «Нын-че е-ды не жди, до зав-тра по-го-ди».
— У всякого дня своя забота! Мне б сегодня поесть!
— А ты рожь молотишь, вот и кормись рожью,- ухмыльнулся тролль.
Ни словечка не ответил ему Эсбен и опять отправился на гумно. Молотил он там что есть силы рожь, веял ее, а в полдень насыпал мешок зерна и понес на ближайший постоялый двор.
— Мы с моим хозяином уговорились: есть я у него дома не буду. Денег на прокорм он мне не дает, зато разрешает рожью кормиться. Возьмешь меня на хлеба, ежели я тебе мешок ржи дам? — спрашивает Эсбен хозяина постоялого двора.
— Отчего не взять! — отвечает тот.
Наелся Эсбен до отвала, набили ему котомку всякой снедью, флягу доверху пивом наполнили. Отправился он опять на гумно и давай молотить.
Первый день прошел, за ним и другой, и третий. Хозяин Эсбена не кормит, не поит; над притолокой все те же слова выведены: «Нынче еды не жди, до завтра погоди». А Эсбену хоть бы что — весел и доволен.
Тролль только диву дается и Эсбена каждое утро спрашивает:
— Не злишься ли ты, Эсбен?
А Эсбен в ответ:
— Да нет, хозяин! С чего мне злиться? Мне ль у тебя не житье?
Троллю и невдомек, про что это он толкует.
На четвертое утро входит Эсбен в горницу, а тролль ему, как и прежде, надпись над притолокой показывает: «Нынче еды не жди, до завтра погоди».
Эсбену хоть бы что — опять на работу собирается.
— Не хочешь ли поесть, Эсбен? — спрашивает хозяин.
— Да нет! Что нет — так нет! — отвечает Эсбен.
— Ты, стало быть, все три дня ничего и в рот не брал? — допытывается хозяин.
— Ну как же,- отвечает Эсбен. — Что хотел, то и ел. Я рожью кормился, как ты, хозяин, приказал. Нашелся тут один добрый человек по соседству: он за мешок ржи в день чего только мне не давал: и пива, и еды всякой вдоволь.
— Да как ты посмел? — орет в сердцах хозяин.
— Ты, никак, разозлился? А, хозяин? — спрашивает невозмутимо Эсбен.
— Нет! Нет… вовсе нет! — отвечает тролль. — Только лучше тебе другим делом заняться: поле вспахать надо. Бери-ка плуг и ступай за моей собакой. Пес дорогу знает. Где он на землю уляжется, там и пахать начинай! Да гляди, не бросай работу, покуда пес домой не побежит!
— Ладно, хозяин! — соглашается Эсбен.
Запряг он лошадей в плуг и поехал в поле. А пес впереди бежит. Вот улегся пес на землю. Эсбен там и пахать начал. Пахал он поле, пахал, а пес все лежит, с места не двигается. Уж и полдень настал, соседи все по домам полдничать разошлись, а пес — ни с места. «Видать, он до вечера так проваляется»,- подумал Эсбен.
Подвело у Эсбена от голода живот. Схватил он палку и вытянул легонько пса по спине. Пес взвизгнул и домой во всю прыть.
Перерезал Эсбен постромки, вскочил на лошадь и за псом следом, а другую лошадь на поводу держит.
Догнал пса у самой троллевой усадьбы, видит — пес через плетень перемахнул. Кинулся Эсбен за ним, не сдержал лошадей, те на землю и рухнули. Одна даже ногу сломала.
Выбежал на шум тролль, глядит: у крыльца пес хвостом машет и тут же Эсбен как ни в чем не бывало стоит.
— Как ты хозяин, приказал, так я и сделал! — говорит Эсбен.- Пес домой побежал, а я за ним! Ты не злишься, хозяин?
— Нет, не злюсь! — отвечает тролль. — Зайди-ка в дощ и подкрепись.
Не знал хозяин, что и делать с таким работником: исполнял Эсбен все его наказы и бывал всегда весел и доволен. Стал тролль даже побаиваться Эсбена. И тут-то случилось неслыханное и невиданное в тех краях: накормил тролль работника обедом и ужином. А как встал Эсбен поутру и вошел в горницу, видит: надписи над притолокой — «Нынче еды не жди, до завтра погоди» — как не бывало.
Позавтракал в тот день Эсбен в положенное время, захватил корзинку с едой, что дала ему хозяйка, и отправился на работу. Приказано ему было троллевых свиней пасти. Было тех свиней с полсотни, все отборные, жирные.
— Пускай пасутся, где хотят,- говорит тролль,- не беда, коли и в землю зароются.
— Ладно, хозяин,- говорит Эсбен.
Только он от усадьбы отошел, навстречу ему два мясника. Идут они как раз скот покупать. Приглянулись мясникам жирные свиньи, вот они и спрашивают:
— Свиней продаешь?
— А то нет! — отвечает Эсбен. -Я их как раз продавать собрался. Забирайте всех, кроме старого борова. Он пастору пойдет.
Сошлись мясники с Эсбеном в цене, отдали ему целую кучу далеров и погнали троллево стадо прочь. Остался у Эсбена один только старый боров. Видел Эсбен, что боров хворый, того и гляди, ноги протянет.
И верно. Как пришел Эсбен с боровом на торфяное болото, боров тут же и околел. Сунул работник борова мордой в болотную жижу; один хвостик торчать оставил, да и тот чуть у корня надрезал.
Взял Эсбен свою корзинку и пошел на троллев двор.
— Где свиньи? — спрашивает хозяин.
— В болото зарылись! — отвечает Эсбен. — И боров старый — тоже. У него — хоть хвостик торчит, я его чуть попридержал. А других уж и в помине нет.
Кинулся тролль с Эсбеном на торфяное болото. Ухватился он за свиной хвостик, потянул — и плюх в болотную жижу. Только хвостик в руках остался. Вскочил тролль на ноги, стал по болоту бегать, свиней кликать. Да их и след простыл.
— Никак, ты разозлился, хозяин? — спрашивает Эсбен.
— Да нет, с чего мне злиться? — отвечает тролль, а сам от гнева трясется.
Время идет. Кормит тролль Эсбена досыта, работой не обременяет, боится с работником связываться. И живет Эсбен- как сыр в масле катается.
Как-то раз позвали тролля с женой на свадьбу к другим троллям. А ехать надо было далеко. Вот поутру приказывает тролль Эсбену:
— Приготовь-ка выезд побогаче, да не забудь дегтем смазать, где положено, и гляди, чтоб на совесть!
— Ладно! — говорит Эсбен.
Взял он бочку с дегтем, обмазал весь возок, пошел к троллю и докладывает:
— Смазано везде на совесть, а лучше всего там, где ты, батюшка-хозяин, сидишь.
— Ты, что рехнулся?! — заорал тролль, да вовремя одумался и говорит: — Что это я! И в мыслях у меня не было на тебя злиться. Смазать-то только оси колесные надо было! Вытри сиденье хорошенько.
— Вон что! — протянул Эсбен.- Так бы раньше и сказал!
Вытер он сиденье, залезли тролль с троллихой в возок, а Эсбен на козлы сел. По дороге хозяин работнику наказывает:
— Как отвезешь нас и вернешься назад, закидай колодец всем, что под руку попадется. А не то, не ровен час, свалится туда кто-нибудь из троллят.
— Ладно, хозяин! — говорит Эсбен.
— Да гляди, будь с мелюзгой поласковей! — велит тролль. — Чтоб ей ни в чем отказу не было.
А мелюзгой он свое троллево отродье называл.
— Ладно, хозяин! — соглашается Эсбен.
— Да еще: огонь к нашему приезду во дворе разведи, чтоб светло было, как днем, иначе, того и гляди, с дороги собьемся.
— Ладно, хозяин! — обещает Эсбен.
Подъехали они к усадьбе, где шел свадебный пир. Вылезли тролль с троллихой из возка, а Эсбен домой повернул. Хлопот у него в тот день было по горло.
Вспомнил он, что обещал троллю быть поласковее с мелюзгой, и наказал всей мелкоте в приходе, всем беднякам хусманам, явиться в полдень с мешками и веревками в троллеву усадьбу.
В полдень пришли хусманы; отворил Эсбен двери овинов, амбаров, хлевов да конюшен и говорит:
— Берите все, что вздумается. Велел хозяин быть с вами поласковей и ни в чем чтоб вам отказу не было.
Подивились бедняки: добра от тролля-кровососа еще никто в приходе не видывал. Но просить себя не заставили. Расхватали рожь и пшеницу, вывели коров, лошадей, овец и пошли по домам.
Настал черед старый колодец засыпать. Бросил было Эсбен лопату-другую земли в колодец, но показалось ему мало. Пошел он в дом и стал тащить все, что под руку попадется: и столы, и лавки, и перины, и поставцы, и укладки. Побросал он все в колодец, засыпал сверху землей, закидал камнями. Любо-дорого смотреть!
Под конец осталось только Эсбену на дворе огонь развести, чтоб было светло, как днем.
Поработал Эсбен на славу, а потом за хозяином отправился.
На свадебный пир съехалось гостей тьма-тьмущая! Были там тролли хвостатые и тролли без хвостов; те, что познатнее, носили целых два хвоста. Свадьбы ради выпустили они хвосты поверх праздничной одежды. А уж до чего важничали! Думали тролли, что хвосты им очень к лицу.
Гости и хозяева порядком захмелели и до того развеселились — пели и плясали, а самые молодые даже на головах ходили.
В такой толчее не сразу разглядел Эсбен хозяина с хозяйкой. А как разглядел — стал им знаки подавать. Заметил тролль работника, вышел с женой во двор, уселись они в возок и домой покатили. Подъезжают к усадьбе и видят: край неба полыхает, будто солнце встает. А как поближе подъехали, поняли: к небу огонь вздымается, усадьба ярким пламенем пылает!
— Это еще что?! — заорал тролль. — Никак, усадьба горит?!
— Ага! — отвечает Эсбен. — Ты же сам велел к твоему приезду на дворе огонь развести, да такой, чтоб было, как днем, светло. А иначе и в усадьбу в потемках не въедешь, и горяченьким не обогреешься. Вот я и подпалил левый флигель. Ты ведь не злишься, а, хозяин?
— К дьяволу! — кричит тролль. — Езжай быстрее, сатана тебя возьми!
Подкатили они к усадьбе, а во дворе и в самом деле, как днем, светло, левый флигель уже догорает.
Дом и службы пока целы — погода безветренная, и огонь на них не перекинулся.
Вошел тролль в дом да как заорет:
— Что такое? Куда вся утварь подевалась? Кто столы и лавки убрал?
— А я их в колодец побросал, — говорит Эсбен. — Ты ведь велел закидать его тем, что под руку попадется. Уж не злишься ли ты, хозяин?
— Не-ет… Нет! Не злюсь! — отвечает тролль. — Неужто ты не знаешь, что колодец песком, землей и дерном засыпают?
— Так бы раньше и сказал! — говорит Эсбен.
Вышел тролль во двор, глядит — двери во всех амбарах, овинах, хлевах, конюшнях отворены. Подбежал — всюду пусто: ни ржи, ни пшеницы, ни лошадей, ни коров, ни овец.
Схватился за голову тролль, слова вымолвить не может. А Эсбен тут как тут:
— Ты ведь сам наказывал быть с мелюзгой поласковей и чтобы ни в чем ей отказу не было. Вот я и роздал все беднякам хусманам. Ты ведь не злишься, а, хозяин?
— Нет, не злюсь! — отвечает тролль. — Но уж очень ты прост. Недаром тебя Эсбен Простак прозывают. Теперь работник мне больше ни к чему. Нет у меня ни зерна, ни скотины; нечего молотить и сеять, некого пасти. Ступай домой хоть сейчас, вот тебе твоя плата!
— Э, нет! -говорит Эсбен. — Мне и тут хорошо! Да и пока не время службу бросать: весна еще не пришла, кукушка еще не прилетела. Ведь мы так с тобой уговаривались!
— Так-то так! — соглашается тролль.
Остался тролль с глазу на глаз с троллихой. Вот тут-то он взбеленился, тут-то дал себе волю:
— Ну и чертов плут! Скоро он меня по миру пустит! Что делать?- Связал меня по рукам и ногам проклятый уговор! Никак упрямого работника отсюда не выжить. Может, убить его?!
— Сдается мне, знаю я средство извести Эсбена! — говорит тролллиха.- Убить его всегда можно. Погоди до завтра! Может, все-таки мы его вокруг пальца обведем. Как кукушка по весне прилетит, так и уговору вашему конец, верно? Весна еще когда придет! А ты поутру вымажь меня дегтем, вываляй в перьях да и посади на большую яблоню. Стану я там куковать, а Эсбен подумает, что кукушка прилетела. Вот и уберется восвояси.
— Ты у меня умница! — говорит тролль. — Будь по-твоему!
На том и порешили.
Наутро сидят тролль с Эсбеном за столом, завтракают. Слышат вдруг из яблоневого сада: «Ку-ку! ку-ку! ку-ку!» — на всю усадьбу разносится.
— Слышишь? — спрашивает тролль. — Кукушка прилетела!
— Кукушка? — говорит Эсбен. — Не рано ли? Пойду-ка погляжу да спугну ее.
Выскакивает он в яблоневый сад, хватает камень и прямо в лоб троллихе швыряет. Свалилась троллиха с дерева и шею себе сломала. Поделом ей! Не смогла она Эсбена сгубить.
— Поди-ка сюда, хозяин! — кричит Эсбен. — Ну и чудная же кукушка!
Примчался тролль, глядь — лежит троллиха под яблоней, не дышит. У тролля от злости искры из глаз посыпались. Стал он Эсбена проклинать.
— Ты ведь не разозлился, а, хозяин? — спрашивает Эсбен.
Не вытерпел тут тролль.
— Ах ты, головешка адова! — заорал он. — Еще как разозлился! Просто ума решился! Вот-вот лопну! Ах ты проклятущий! Имение мое разорил, усадьбу чуть не спалил! А что с троллихой сделал?! У-у-у!
Поносил тролль работника на чем свет стоит.
— Вот как ты заговорил, вот как недоволен! — сказал Эсбен.- А вспомни-ка, как сам над людьми измывался, над братьями моими, Пером и Пале, да и надо мной тоже. Думал, бедняки за себя постоять не сумеют?
Как размахнется тут Эсбен, как даст троллю! У тролля и дух вон.
Воротился Эсбен домой к отцу с матерью и к братьям. И никто больше с той поры троллей до конца дней своих в округе не видывал.
