В лесной чаще дымился снежок. Сверху падала мелкая крупа, снизу над сугробами курилась снежная муть, ветер все перемешал, смесил — весь лес затянул мглистою белою пылью.
На голой верхушке дуба шуршали ржавые листья. Тростник у замерзшего ручья качался, скрипел, переливался снежным бисером — инеем. Засинели ранние сумерки.
Под широкой, с лапами до земли, елкой сидел старый леший, сосал ледяную сосульку, посматривал сквозь мохнатый снежный шатер ветвей и зевал.
Заяц, проваливаясь по уши в сугробы, тяжело проскакал, взбрасывая куцый хвостик, к больничной ограде, — туда стряпуха вместе с золой капустные кочерыжки выбрасывала. Лисица, раскинув пышную рыжую метелку, шаг за шагом, отряхая мягкие лапки (холодно!), осторожно прокралась к опушке, авось глупая галка на дороге зазевается. Белка шишку в лапках повертела с одного конца, потом с другого и уронила, лешего по колену щелкнула. Ишь, черт вертлявый! Ворона над головой закопошилась, снег крылом задела, полетела вниз холодная вата, прямо лешему на нос.
Нигде покоя не найдешь. Бросил леший огрызком сосульки в ворону, спиной о шершавый ствол потерся… Блохи одолели. В шубу набились, жгут мелким огнем, ничем их не выкуришь.
Потянулся старый, в локтях кости хрустнули. Вылез на проселочную дорогу и застыл.
Идти к леснику на полянку в стожок спать? Или рябины пожевать? Вон за елью алые кисточки висят, морозом хватило, — чудесная закуска!
Приложил мохнатую руку к косматым бровям, посмотрел вдаль и свистнул.
Что за штука? Почему у школы суета такая? Праздник ведь, занятий нету. С утра еще поволокли туда елку, школьники сегодня весь день в лесу мелькали, кто пеший, кто в дровнях с отцом… Чего они там галдят, как галки на колокольне? Вокруг школы расселись, смеются…
Зоркий глаз у лешего, чуткое ухо — и сквозь снежную мглу все увидит, услышит. Ветер притих. Снег улегся. Сквозь еловые метлы над головой звездными кусками засквозило темно-синее небо.
Ого-го! Ишь, как горланят… От ствола к стволу леший подкрался ближе: притаился.
С крыльца и с лужайки перед школой всех людей точно в воронку в школьную дверь гуськом втянуло. Скрипит блок, кирпич на веревке о дверь хлопает. Во всех четырех окнах забегали, замелькали огоньки и вспыхнуло, переливаясь светлым колоколом, знакомое лесное дерево. Елка! Писк-то какой… В чем дело? По какому случаю?
* * *
Все в школе. Мохнатые лошаденки, привязанные у ракит к низкому плетню, жуют сено, головами встряхивают. В дровнях солома и серое тряпье-дерюга торчком…
Кто скрипит-переваливается? Не медведь ли? Ух, косматый какой, ростом с верстовой столб… Затопотали лошаденки на месте, зады поджимают, глазами косятся. Брякнули колокольчики.
Леший испугался:
— Тише вы, тпру! Лешего не признали, лесного хозяина? Но-но! Не трону. Елку мне посмотреть интересно. Как бы на бубенцы ваши мужики не выбежали… Тпру! Кому говорю?
Притихли лошадки. Фыркают, ушами прядут, друг дружку мордами подталкивают. Хрустит сено. Месяц голубые хвосты вдоль улицы стелет. Тишина.
Леший припал к стеклу. Ничего, если кто на крыльцо и выбежит воздуха морозного глотнуть, никто его, лешего, не распознает, — старый дед в овчине, может, мельник, а может, и лесник, — пусть смотрит…
А в школе чудеса в решете. Елка выше печки, золотые нитки светлой паутиной висят, золоченые орехи и зайчики ярче осенних листьев, разноцветные свечки, словно светляки мигают-переливаются. И на самом верху елки, — как это они ее с неба достали? — сияет золотая звезда с серебряными лучами. А под елкой, под елкой что делается! Школьники за пазухи пряники прячут, в зеленые лапы ныряют — друг дружку ловят, дудят в пестрые дудки, — пастух на заре, конечно, складнее играет, да ничего — было бы весело… В дверях и вдоль стен мужики жмутся, ухмыляются в льняные бороды. Кое-кто тоже пряничком улыбку закусывает, — от сына перепало.
Подал учитель знак, в ладоши захлопал. Взялись школьники за руки, и мальчишки и девчонки, закружились вокруг елки хороводом и запели все враз весело и звонко:
Коляда! Коляда!
Посконная борода!
Отпирай ворота,
Выноси пирога!
Отворяй окошки,
Подавай лепешки…
Учитель тоже, даром что длинный да острый, — как складная лестница, — в хоровод вклеился, как теленочек подтягивает, коленками перебирает. Ай да Созонт Тимофеевич!
Потом — пляс. Скрипочку учитель вынес, пыль клетчатым носовым платочком обмахнул, к плечу приложил и пошел… Соловей не соловей, козел не козел, а ничего веселее леший в жизни не слыхивал.
Васенька, школьного сторожа сын, да Таня, псаломщика дочка, в круг вышли (мальчишки их выпихнули), друг на друга соколами взглянули, топнули и давай откалывать. У Тани над головой рука с платочком, головенка набок, словно и смотреть ей на Васеньку не хочется, летает вдоль круга, стрекозой носится, а мальчишка за ней. Ух ты! Корова его забодай… Такой клоп, от пола не видать, а смотри что разделывает… Мужички у дверей смотрят, любуются, валенками, как косолапые медведи, перебирают.
И у лешего коленки сами собой зашевелились. Да стыдно стало. Знакомый лесниковый пес Мухомор рядом с ним, на задние лапы встав, тоже в окошко заглядывал. Неловко при нем степенному лешему приплясывать.
А звезда на елке, больше всего она лешему понравилась, дрожит — пол-то ведь трясется, — дрожит-искрится… Глаз с нее леший не сводит.
Сидит леший на голой раките в школьном саду, ждет-прислушивается. Гудит крыльцо, на морозе детские голоса и мужицкое кряканье далеко разносятся. Потянулись мимо плетня в обратный путь дровни, пузатые лошадки застоялись — бегут, и кнута не надо. Колокольчик один за другим в лесную чащу нырнул и сгинул. Разошлись и пешие из ближних деревень, да кто был здешний. Слез осторожно леший. Никто его не приметил, — разберешь разве в морозной мгле, шалаш ли в саду стоит, либо леший на раките сидит…
Слез и прокрался от бани к колодцу, от колодца к школе. Темно в окнах. Лунный свет на полу оконный переплет отпечатал.
Сторож Михей спать ушел, ослабел. Мужички ему в сенях поднесли, а какой же сторож от винца отказывается? И учитель, поскрипывая калошами, прошел к себе наискось через белый выгон. Вон за больницей, в угловой избе керосиновый язычок вспыхнул…
Потянул леший носом: человечьим теплом пахнет… Посмотрел вверх, — форточка в окне настежь распахнута, забыл сторож прикрыть. Маленькие зеленые глазки под косматыми бровями загорелись, как зрачки у кошки, когда она с порога увидит, что дверь в чулан забыли прикрыть.
Щелкнул леший языком, горсть снега для освежения в пасть забил и начал вытягиваться… На то он и леший: мог в вышину расти хоть до сосновой верхушки, мог и до лопуха снизиться. Вытянулся леший, тонкий-тонкий стал, как камышинка. Закачался, склонился и сквозь форточку пролез, словно цепкий хмель вдоль шеста.
В комнате опять сократился до своей обычной лесной порции. Глаза зорки, лунный свет по полу и по стенам играет, — осмотрелся леший. Тесно ему, — никогда в комнате не бывал. На стене карта: «Россия». Посмотрел, понюхал, не понял. Он и не знал, — где ж ему знать? — что он сам в России живет, в самом сердце ее — в Орловской губернии, в Волховском уезде. А рядом с картой знакомое: таблица грибов. Ловко! Вон грузди, а вон сыроежки с оборочкой, а над ними тугой рыжик… Корявым пальцем потрогал. Что за штука! Все плоские… Как это так устроено? За таблицу посмотрел — ничего нет, гладкая стена. Крякнул и отошел. В школьный шкаф сквозь стекло заглянул: на полках чучела синички, иволги, лазоревой сойки… Все знакомые! Пощелкал им леший пальцами, — не отзываются. Спят, что ли? Но почему же глаза открыты?
Подошел к елке, покосился на зеленую верхушку и ахнул: звезду забыли снять!
Ужели пропустить такой случай?.. Вот как только ее голой рукой взять? Помнит леший, как из забытого костра в лесу алый уголек вытащил — поиграть, — волдырь (во какой!) на ладони, вскочил.
Ничего, сорвет, на пол бросит, а потом в тряпицу — вон в углу валяется — завернет.
Вытянулся, вырос до потолка, протянул лапу… отдернул… опять протянул и хвать за звезду.
Не жжется! Совсем, совсем холодная, словно лист кувшинки. Не стал дальше ничего и рассматривать, зажал звезду в лапу, в другую горсть огарков с елки обобрал и сквозь форточку, в складную сажень вытянувшись, скорей на волю. У плетня коврижку-пряник на снегу поднял, видно, школьник обронил, — пригодится, — и бегом, на ходу приплясывая и весело подхрюкивая, побежал, старый дуралей, к лесу.
* * *
Пес Мухомор отошел от лесной сторожки. Что такое? Почему огонек в лесу под старой елью засветился? И второй. И третий.
Надо проверить: лесник-хозяин на елку в школу ушел, не вернулся, — у кума-кузнеца до утра застрял, — пес за него хозяином в лесу остался.
Подкрался Мухомор к елке, за снежным бугром притаился… Высунул морду, глазам не верит…
Сидит леший под пушистой елью, свечки вдоль нижней ветки рядком золотыми глазами мигают, в одной руке у лешего звезда с елки, в другой пряник… Задрал лохматую голову и тоненьким голоском (все слова перепутал) напевает:
Борода! Борода!
Посконная Коляда!
Отпирай пирога,
Выноси ворота!
Отворяй лепешки!
Подавай окошки!..
А потом пряник на снег положил, звезду над головой поднял и давай приплясывать вокруг елки, все ухватки девочки Тани перенял…
Подполз пес на брюхе поближе (леший его и не заметил, очень уж расплясался), обнюхал пряник и съел до крошки. Повернул назад к своей избушке, губы облизывает, вкусно! — и думает, — задал ему леший загадку:
«Как он свечки зажег без спичек-то? Откуда у него спички? И свечи откуда добыл и звезду… и пряник?»
Спички лешему ни к чему: у него и кремень и кусок железной подковы и трут — все в лесу под камнем хранилось, — давно он у человека научился костры в лесу разводить. А откуда свечки, звезда и пряник — кто сказку эту прочел, сам знает.
