Катя третий день не разговаривает с кошкой. Стоит ли с ней разговаривать, посудите сами… Катя развела на кухонном окне «огород», — насыпала в ящик из-под гвоздей земли с песком, посадила в ящик лук, а по краям четыре пучка незабудок (на базаре они ведь с корнями продаются).
Бывают, конечно, огорода и побольше: с чугунной оградой вокруг, со стеклянными огромными колпаками, под которыми дыни да огурцы выводят, но Катя своим ящиком была довольна. Травка какая-нибудь сбоку вытянется — она ее прочь, а по вечерам дядя брал огород под мышку и уносил до утра в коридор. И уж зато, когда в доме нужен был зеленый лук, все к Кате обращались; а когда гости ели селедку, дядя говорил: «Селедка аховая, да и Катин лучок неплох!» И вел гостей на кухню показывать огород.
Словом, что долго говорить… Побежала как-то утром Катя к своему ящику, да так и присела. Кошка их, тварь рыжая, лежит в ящике, на солнце греется, как королева голландская, лапы вытягивает, а лук с незабудками весь выдран и кругом по полу, как сорная трава, разбросан. А кошка еще заигрывает, — Катю за передничек зубами ловит…
Много было слез. Характер у Кати твердый: третий день с кошкой не разговаривает. Но ведь кошка не пес. Пес напроказит — сам не свой ходит, угрызения совести его мучат, а кошке хоть бы что.
Пришлось, однако, смириться и кошке. Пришла она на кухню по своим помойным делам, видит — перед окном Катя с дядей стоит, в руках у дяди старая клетка, в клетке ящичек, а в ящичке зеленый лук.
— Поваляйся теперь, поваляйся! — захлопала Катя в ладоши.
Кошка сердито фыркнула и забилась за угольный ящик.
— Порядочные хозяева птичек в клетках держат. Дверцы иной раз забудут закрыть, кошка уж своего не упустит, будьте покойны… А лук… очень он мне нужен!
А сама из-за ящика выглядывает, соображает: пролезет ли сквозь прутики лапа или нет? Нет, не пролезет!
И хвостом, кошачьим барометром, сердито-сердито задергала.
