Сказкус

Сказка «Рассказ о воробье и павлине»

В эти же времена был воробей, который приходил каждый день к одному из царей птиц и все время прилетал к нему но утрам и но вечерам, так что стал первым из приходящих и последним из уходящих от него.

И случалось так, что множество птиц собралось на одной высокое горе, и одни из них говорили другим: «Нас стадо много, и умножились наши несогласия, и необходимо вам «меть царя, который разбирал бы наши дела: тогда ваша слова станут едины и прекратятся наши несогласия».

А тот воробей пролетал мимо, и он посоветовал им сделать царем павлина (а это был тот царь, которого оп часто посещал). И птицы избрали павлина и сделали его царем над собою, и павлин был к ним милостив и назначил воробья своим писцом и везирем, и воробей иногда прекращал пребывание у павлина и разбирал дела.

И однажды воробья не оказалось у павлина, и тот взволновался великим волнением, и когда это было так, воробей вдруг вошел к нему. «Что задержало тебя, хотя ты ближайший из наших подданных и самый дорогой для нас из них?» — спросил павлин. И воробей ответил: «Я видел одно дело, и оно показалось мне темным и испугало меня». — «А что же ты видел?» — спросил павлин.

«Я видел человека с сетью, который укрепил ее у моего гнезда и крепко вколотил колышки, а посредине сет он насыпал зерен и сел поодаль от нее», — отвечал воробей. И я сидел, глядя, что он будет делать, и, пока я там сидел, вдруг появился журавль с женой, которых судьба и рок туда пригнали. И они упали в середину сети и стали кричать, я охотник поднялся и забрал их. Это встревожило меня, и вот почему я отсутствовал, о царь времени. И я не буду больше жить в этом гнезде, так как боюсь сети«.

«Не уходи со своего места: осторожность не поможет тебе против судьбы», — сказал павлин. И воробей последовал его приказанию и сказал: «Я буду терпеть и не уйду, повинуясь царю». И воробей продолжал опасаться За себя и взял свою пищу к павлину и ел, пока не насытился, и запил пищу водой.

А потом воробей удалился. И в какой-то день он летел и увидел, что два воробья дерутся на земле. «Как могу я быть везирем царя и видеть, что воробьи дерутся около меня! — воскликнул он. — Клянусь Аллахом, я помирю их!» И он направился к ним, чтобы их помирить, и охотник перевернул свою сеть на них всех, и тот воробей попал в середину сети.

И охотник взял его и дал своему товарищу и сказал: «Держи его крепко, он жирный, и я не видал лучше его». И воробей подумал: «Я попался туда, куда боялся попасть, и я был в безопасности только у павлина. Не помогла осторожность против постигшей судьбы, и некуда бежать от рока осторожному. Как хороши слова поэта:

Не бывать чему, не свершить того даже хитростью

Никогда, а то, чему быть должно, то будет.

И наступит то, чему быть должно, своевременно,

А незнающий, тот всегда обманут будет«.

«О Шахразада, — сказал царь, — прибавь мне таких рассказов». И Шахразада ответила: «В следующую ночь, если царь сохранит мне жизнь, да возвеличит его Аллах…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

ПОВЕСТЬ ОБ АЛИ ИБН БЕККАРЕ И ШАМС-АН-НАХАР

Сто пятьдесят третья ночь

Когда же настала сто пятьдесят третья ночь, Шахразада сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что в древние времена и минувшие века и годы, в халифате царя Харуна ар-Рашида, был один человек, купец, у которого был сЫН по имени Абу-ль-Хасан Али ибн Тахир.

И человек этот имел много денег и делал обильные дары. А сын его был красив лицом, и поведение его было любезно людям. И сын купца входил во дворец халифа без разрешения, и все наложницы и невольницы халифа любили его. Он был сотрапезником царя, говорил ему стихи и рассказывал диковинные рассказы, однако продолжал продавать и покупать на рынке купцов.

А у лавки его обычно сидел юноша из детей персов, которого звали Али ибн Беккар. И юноша этот был красив станом, изящен видом и совершенен по внешности: с розовыми щеками, сходившимися бровями и нежной речью и улыбающимися устами, и он любил веселье и развлеченья.

И случилось как-то, что оба они сидели, разговаривая и веселясь, и вдруг появились десять невольниц, точно луны, и каждая из них отличалась красотой и стройностью стана, а среди них была женщина, верхом на муле, оседланном вышитым седлом с золотыми стременами. И на этой женщине был тонкий изар [205], а стан ее охватывал шелковый пояс с золотой каймой. И была она такова, как сказал о ней поэт:

И кожа ее шелкам подобна, а речь ее

Нежна и приятна нам, не вздор и не проповедь.

Глазам же ее Аллах «Явитесь!» сказал, и вот

Явились они, пьяня сердца, как вино пьянит.

Любовь к ней! Пускай сильней всечасно тоска моя!

В любви утешение — в день судный найду тебя!

И когда невольницы достигли лавки Абу-ль-Хасана, та женщина сошла с мула и, сев возле лавки, приветствовала его, и он тоже приветствовал ее. И когда Али ибн Беккар ее увидел, она похитила его ум. И он хотел уйти, но она сказала ему: «Сиди на месте! Мы приехали к тебе, а ты уходишь! Это несправедливо!» «Клянусь Аллахом, о госпожа, — ответил он, — я бегу от того, что увидел, и язык обстоятельств говорит:

Как солнце она, что на небе живет,

Утешь же ты душу благим утешеньем!

Подняться не можешь ведь ты до нее,

Спуститься к тебе она тоже не может«.

И когда женщина услышала это, она улыбнулась и спросила Абу-аль-Хасана: «Как имя этого юноши и откуда он?» И Абу-ль-Хасан отвечал: «Он чужеземец». — «Из какой страны?» — спросила она. «Он сын царя персов, и зовут его Али ибн Беккар, — ответил торговец, — а чужеземцу надлежит оказывать уважение». — «Когда моя невольница придет к тебе, приведи его ко мне», — сказала женщина. И Абу-аль-Хасан отвечал: «На голове и на глазах!» [206] — и потом женщина поднялась и отправилась своей дорогой. И вот что было с нею.

Что же касается Али ибн Беккара, то он не знал, что сказать. А через час невольница пришла к Абу-аль-Хасану и сказала ему: «Моя госпожа требует тебя вместе с твоим товарищем». И Абу-аль-Хасан поднялся и взял с собою Али ибн Беккара, и они пошли во дворец Харуна ар-Рашида.

И невольница ввела их в комнату и посадила, и они немного побеседовали. И вдруг перед ними поставили столы, и они поели и вымыли руки. А затем невольница принесла им вино, и они опьянели.

И после того она велела им подниматься. И они пошли с нею, и невольница ввела их в другую комнату, построенную на четырех столбах. И эта комната была устлана разными подстилками и украшена всевозможными украшениями, точно палата из палат в раю. Оба юноши оторопели, увидав такие редкости, и, пока они смотрели на эти диковины, вдруг появились десять невольниц, словно луны, которые гордо раскачивались, ошеломляя взоры и смущая умы, и встали в ряд, подобные райским гуриям.

А через короткое время вдруг появились другие десять невольниц и приветствовали их обоих. В руках этих невольниц были лютни и инструменты для забавы и радости. И все невольницы сели и настроили струны, и поднялись перед гостями, и играли на лютнях, и пели, и говорили стихи, и каждая из них была искушением для рабов Аллаха.

И пока это происходило, вдруг появилось еще десять невольниц, подобных им: высокогрудые ровесницы, черноглазые, с румяными щеками, сходящимися бровями и мягкими членами, — искушение для богомольцев и услада для взирающих. И на них были всякие разноцветные шелка и одежды, ошеломляющие и искушающие разум. И они встали у дверей, а после них пришли другие десять невольниц, прекраснее их, и на них были красивые одежды, не подходящие ни под какое описание. И невольницы тоже встали у дверей. А потом из дверей вышли двадцать невольниц, среди которых была невольница по имени Шамс-ан-Нахар, подобная луне среди звезд. И она качалась от довольства и изнеженности, опоясанная избытком своих волос. На ней была голубая одежда и шелковый изар с каемками из золота и драгоценных камней, а стан ее охватывал пояс, украшенный всякими драгоценностями.

И она шла, кичливо раскачиваясь, пока не села на ложе. И когда Али ибн Беккар увидал ее, он произнес такие стихи:

«Из-за этой болезнь моя началась,

И продлилась любовь моя и влюбленность.

Перед нею душа моя, вижу, тает

От любви к ней, и всем видны мои кости«.

А окончив эти стихи, он сказал Абу-аль-Хасану: «Если бы ты хотел сделать мне добро, то рассказал бы мне об этой красавице. Тогда, прежде чем войти сюда, я укрепил бы свою дуuу и внушил бы ей быть стойкою в том, что ее постигнет».

И он стал плакать, стонать и жаловаться, а Абу-альХасан отвечал: «О брат мой, я хотел тебе только добра, по я боялся, что если я скажу тебе заранее, тебя охватит любовь, которая оттолкнет тебя от встречи с ней и встанет между ней и тобою. Успокой же душу и прохлади глаза — она обращает лицо к тебе и добивается встречи с тобою». — «Как зовут эту женщину?» — спросил Али ибн Беккар. И Абу-аль-Хасаy ответил: «Ее имя Шамс-анНахар, и она из любимиц повелителя правоверных Харуна ар-Рашида, а это место — дворец халифа».

И Шамс-ан-Нахар села и стала рассматривать прелести Али ибн Беккара, и он — тоже рассматривал ее красоту, и любовь друг к другу охватила обоих. И Шамс-ан-Нахар велела всем невольницам сесть по местам. И каждая из них села напротив окна, и Шамс-ан-Нахар велела им петь, и одна из невольниц взяла лютню и произнесла:

«Ты послание второй раз пришли,

И ответ возьми ты открыто свой.

Пред тобой, о царь дивной прелести,

Я стою, на страсть свою жалуясь.

О владыка мой, о душа моя,

О жизнь моя драгоценная,

Пожалуй мне поцелуй один

Подари его или дай взаймы!

Я верну его, не лишишься ты

Самого его, — каким был, верну.

А захочешь ты прибавления,

Так возьми его, с душой радостной.

О надевший мне платье гордости,

Будь же счастлив ты в платье радости!«

И Али ибн Беккар пришел в восторг и сказал ей: «Прибавь мне еще таких стихов!» И невольница пошевелила струны и произнесла такое стихотворение:

«Ты часто далек, о мой любимый,

И глаз научил мой долго плакать.

О счастье очей моих, о радость

Желаний предел моих и веры!

О, сжалься над тем, чьи очи тонут

В слезах опечаленного страстью«.

А когда она окончила свои стихи, Шамс-ан-Нахар сказала другой невольнице: «Дай нам послушать что-нибудь». И та затянула напев и произнесла такие стихи:

«От взоров хмелею я, не винами я пьяна,

И стана его изгиб с собою мой сон увел.

Не тешит меня вино — утешусь лишь кудрями;

Вином не взволнована — чертами лица его,

И волю мою сломил кудрей завиток его,

А то, что одето в плащ, похитило разум мой«.

И когда Шамс-ан-Нахар услышала стихи, произнесенные невольницей, она долго вздыхала, и стихи ей понравились. А потом она велела петь другой невольнице. И та взяла лютню и произнесла:

«Лицо его светилу неба — соперник,

Вода юности на лице его сочится.

И отметил пух на щеках его два ряда письмен,

И весь смысл любви в них изложен до предела,

Закричала прелесть, лишь только оп повстречался мне:

«Вот он, расшитый вышивкой Аллаха!»

А когда она окончила свои стихи, Али ибн Беккар сказал невольнице, бывшей близко от него: «Скажи ты, о невольница, и дай нам услышать что-нибудь!» И она взяла лютню и произнесла:

«Время близости слишком коротко

Для оттяжек этих и игр твоих,

Разлука часто губит нас

Прекрасный так не делает,

Ловите же миг счастья вы

Любви приятен будет час«.

А когда она окончила свои стихи, Али ибн Беккар сопроводил их обильными слезами. При виде его плача, жалоб и стонов Шамс-ан-Нахар загорелась страстью и любовью, и ее погубило увлеченье и безумие любви. И она поднялась с ложа и подошла к дверям покоя, и Али ибн Беккар встал и пошел ей навстречу, и они обнялись и упали без памяти. И невольницы подошли к ним и подняли их и внесли их в покои и обрызгали розовой водой. А когда они очнулись, то не нашли Абу-аль-Хасана, который прятался за краем ложа. «Где же Абу-аль-Хасан?» — спросила невольница, и тот показался ей из-за ложа. Шамс-ан-Нахар пожелала ему мира и воскликнула: «Я прошу Аллаха, чтобы он дал мне возможность наградить тебя, о творец милости!»

А потом она обратилась к Али ибн Беккару и сказала: «О господин, любовь я не чувствовала бы вдвойне; но для нас нет ничего иного, кроме стойкости против того, что нас постигло». — «О госпожа, — ответил Али ибн Беккар, — встреча с тобою мне приятна, и взгляд на тебя не потушит во мне пламени, и ничто не устранит любви к тебе, овладевшей моим сердцем, кроме гибели моей души».

И он заплакал«и слезы бежали по его щеке, словно рассыпанные жемчужины, и, увидев, что он плачет, Шамс-ан-Нахар заплакала с ним вместе. И тогда Абу-альХасан воскликнул: «Клянусь Аллахом, я дивлюсь вам и недоумеваю! Поистине, то, что происходит, удивительно и диковинно! Вы так плачете, когда вместе, что же будет, когда вы расстанетесь и разлучитесь? Теперь не время печали и плача, — прибавил он, — нет, теперь время быть вместе и радоваться. Веселитесь же и развлекайтесь, но не плачьте!»

Потом Шамс-ан-Нахар сделала знак одной невольнице, и та ушла и вернулась с прислужницами, которые несли столик с серебряными блюдами, где были всякие роскошные кушанья. И они поставили стол перед ними, и Шамсан-Нахар принялась есть и кормить Али ибн Беккара, и они ели, пока не насытились. А затем столик был убран, и они вымыли руки, и принесли курильницы с разными курениями — алоэ, амброй и неддом, а также принесли кувшины с розовой водой. И они надушились и воскурили благовония, и им принесли подносы из резного золота, где были всевозможные напитки и плоды, свежие и сухие, желательные душе и услаждающие глаз, а после того принесли агатовый таз, полный вина.

И Шамс-ан-Нахар выбрала десять невольниц, которым она велела находиться при них, и десять невольниц из числа певиц, а остальным позволила разойтись. И она приказала невольницам играть на лютне. И они сделали так, как она велела, и одна из них произнесла:

«Как дух мой, мне дорог тот, кто мне возвратит привет

Со смехом, и вновь придет любовь за отчаяньем.

Руками страстей теперь покров с моих тайн уже спят,

Открыли хулителям, что в сердце моем, они.

И слезы из глаз моих меж мною и им стоят,

Как будто бы слезы глаз со мной влюблены в него«.

А когда она окончила стихи, Шамс-ан-Нахар поднялась и, наполнив кубок, выпила его, а потом она налила кубок и дала его Али ибн Беккару…«

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто пятьдесят четвертая ночь

Когда же настала сто пятьдесят четвертая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Шамс-ан-Нахар наполнила кубок и дала его Али ибн Беккару, а потом она велела невольнице петь, и та произнесла такие стихи:

«Похожи слеза моя, коль льется, и влага вин,

И то же, что в кубке есть, глаза мои льют струей.

Не знаю, клянусь творцом, то око ли льет вино

Струею обильною, иль слезы я пил свои«,

А когда она окончила стихи, Али ибн Беккар выпил свой кубок и возвратил его Шамс-ан-Нахар, а та наполнила его и подала Абу-аль-Хасану, который выпил кубок. А потом она взяла лютню и сказала: «Никто не будет петь над моим кубком, кроме меня!» И натянула струны и произнесла такое стихотворение:

«Диковинных слез струя дрожит на щеках его,

И страсти его огни, пылая, в груди горят.

Он плачет, коль близко вы, боясь отдаления,

И слезы его текут, коль близко вы иль вдали.

И слова другого:

Мы твой выкуп, о кравчий наш, облаченный

Красотою от звезд чела и до пяток.

Солнце светит из рук твоих, и плеяды

Между уст — а над воротом светит месяц.

Твои чаши оставили меня пьяным,

И пускают их в круг ходить твои очи.

Разве в дивном бытии своем не луна ты

В полнолунье, что смерть несет всем влюбленным?

Или бог ты, что жизнь подаст или сгубит

Расставаясь, с кем хочешь ты, и встречаясь?

Все красоты Аллах творил из тебя лишь,

Прелесть ветра из свойств твоих сотворил он.

Не земное созданье ты, но напротив

Вышний ангел, ниспосланный всех создавшим«,

И когда Али ибн Беккар, Абу-аль-Хасан и присутствующие услышали стихи Шамс-ан-Нахар, они едва не улетели от восторга. И они стали играть и смеяться, и когда Это было так, вдруг приблизилась невольница, дрожащая от страха, и сказала: «О госпожа, слуги халифа у двери. Это Афиф и Масрур и Марджан и другие евнухи, которых я не знаю». И, услышав эти слова, невольницы чуть не умерли от испуга, но Шамс-ан-Нахар засмеялась и сказала: «Не бойтесь!»

И потом она приказала невольнице: «Отвечай им, пока мы не выйдем отсюда». И велела запереть двери и опустить над дверями занавески. И, заперев дверь в комнату, она вышла через потайную дверь в сад, и села на свое ложе, и приказала невольнице растирать себе ноги, а другим невольницам она велела разойтись по своим местам. И потом она приказала оставшейся девушке позвать тех, кто был у двери, чтобы они вошли, и вошел Масрур и те, кто был с ним, а было их двадцать, с мечами в руках. Они приветствовали Шамс-ан-Нахар, и она спросила их: «Зачем вы пришли?» И евнухи ответили: «Повелитель правоверных приветствует тебя. Он стосковался, не видя тебя, и передает тебе, что у него было сегодня торжество и большое веселье и он хочет, чтобы в завершение радости ты была с ним в этот час. Ты ли придешь к нему, или он придет к тебе?»

И Шамс-ан-Нахар поднялась и поцеловала землю и сказала: «Слушаю и повинуюсь приказу повелителя правоверных!» И затем она велела призвать надсмотрщиц и девушек и, когда они пришли, сделала вид, что собирается поступить так, как повелел халиф. А ее помещение было готово для приема халифа, и она сказала евнухам: «Идите к повелителю правоверных и передайте ему, что я ожидаю его после того, как приготовлю для него ковры и нужные вещи».

И евнухи поспешно отправились к повелителю правоверных, а что касается Шамс-ан-Нахар, то она сняла с себя одежды и, выйдя к своему возлюбленному Али ибн Беккару, прижала его к груди и попрощалась с ним. И он горько заплакал и сказал: «О госпожа, это прощание — причина моей гибели и гибели моей души, но я прошу Аллаха, чтобы он наделил меня стойкостью в любви, которою он испытал меня». — «Клянусь Аллахом, — отвечала Шамс-ан-Нахар, — никто не подвергнется гибели, кроме меня! Ты выйдешь на рынок и встретишься с теми, кто тебя утешит, и будешь охранен, и страсть твоя будет скрыта, а я подвергнусь заботам и тяготам и не найду никого, кто бы утешил меня, тем более что я обещала халифу встретиться с ним. Быть может, меня постигнет из-за этого большая опасность, так как я тоскую по тебе и люблю тебя и в тебя влюблена и печалюсь о разлуке с тобою. Каким языком я буду петь и с каким сердцем явлюсь к халифу? Какими словами буду я беседовать с повелителем правоверных и какими глазами взгляну на место, где тебя нет? Как я буду на пиру, где тебя не будет, и с удовольствием буду ли я пить вино, когда тебя нет?» И Абу-аль-Хасан сказал ей: «Не смущайся и терпи и не будь небрежна, разделяя трапезу с повелителем правоверных сегодня вечером. Не выказывай ему невнимание и будь стойкой!»

И пока они разговаривали, пришла невольница и сказала: «О госпожа, пришли слуги халифа!» И Шамс-анНахар поднялась на ноги и сказала невольнице: «Возьми Абу-аль-Хасана и его товарища и отправляйся с ними в верхнюю светлицу, которая выходит в сад, и оставь их там, пока не наступит темнота, а потом ухитрись какнибудь их вывести».

И невольница взяла их и привела в светлицу и, заперев дверь, ушла своей дорогой, а они оба сели и стали смотреть в сад.

И вдруг пришел халиф, предшествуемый почти сотнею евнухов с мечами в руках, и вокруг него было двадцать невольниц, точно луны, и на них были самые роскошные, какие есть, одежды, и на голове у каждой из них был венец, окаймленный жемчугами и яхонтами, и все они держали в руках зажженные свечи. И халиф шел посреди них, а они окружали его со всех сторон, и перед ним шли Масрур и Афиф и Васиф, а он шествовал среди них, покачиваясь.

И Шамс-ан-Нахар и невольницы, бывшие с нею, поднялись и встретили халифа у ворот сада, целуя перед ним землю, и они до тех пор шли перед ним, пока не сели на ложе, а невольницы и евнухи, бывшие в саду, все встали перед ним. И явились прекрасные девушки и прислужницы, неся в руках зажженные свечи, благовония, курения и музыкальные инструменты, а царь приказал певицам сесть, и они сели по своим местам. И Шамс-анНахар пришла и села на скамеечку, рядом с ложем халифа, и стала разговаривать с ним, и при всем этом Абуаль-Хасан и Али ибн Беккар смотрели и слушали, а халиф не видел их.

А потом халиф принялся шутить и играть с Шамс-анНахар, и они наслаждались и радовались, и царь велел открыть помещение, и его открыли и распахнули окна и зажгли свечи, и там стало светло, как днем.

А затем евнухи стали переносить посуду для питья. «И я увидел такую посуду и такие редкости, — говорил Абу-аль-Хасан, — каких не видывали мои глаза. Это была посуда из золота, серебра и прочих драгоценных металлов и камней, которых нет сил описать, и мне даже представлялось, что я во сне — так я был ошеломлен тем, что видел».

Что же касается Али ибн Беккара, то с того времени, как с ним рассталась Шамс-ан-Нахар, он лежал на земле от сильной страсти и любви. А очнувшись, он стал смотреть на эти вещи, которым не найти равных, и сказал Абу-аль-Хасану: «О брат мой, я боюсь, что халиф нас увидит или узнает о нас, и больше всего я боюсь за тебя, а что до меня, то про себя я знаю, что я погиб несомненно, и гибель моя от одной лишь любви и страсти и чрезмерного увлечения и любовного безумия и оттого, что я расстался с любимою после сближения. Но я надеюсь, что Аллах освободит нас из этой западни».

И Али ибн Беккар с Абу-аль-Хасаном до тех пор смотрели на халифа и на то, как он веселится, пока приготовления к пиру не были закончены. А потом халиф обратился к одной из невольниц и сказал: «Подавай, о Гарам, самую волнующую музыку, какую знаешь». И невольница взяла лютню и, настроив ее, произнесла:

«Сильна бедуинки страсть, родными покинутой,

По иве томящейся и мирте Аравии.

Увидевши путников, огнями любви она

Костер обеспечит им, слезами бурдюк нальет.

И все ж не сильней любви к тому, кого я люблю,

По грешной считает он меня за любовь мою«.

И когда Шамс-ан-Нахар услышала эти стихи, она склонилась со скамеечки, на которой сидела, и упала на землю без памяти и исчезла из мира. И невольницы встали и подняли ее, и когда Али ибн Беккар увидел это из светлицы, он упал без чувств. И Абу-аль-Хасан сказал: «Поистине, судьба разделила страсть между вами поровну!»

И когда они разговаривали, вдруг пришла к ним та невольница, что привела их в светлицу, и сказала: «О Абу-альХасан, поднимайся с своим товарищем и уходите: мир стал тесен для нас, и боюсь, что халиф узнает про вас. Если вы не уйдете сей же час, мы умерли!» — «А как может этот молодец уйти со мной, когда у него нет сил встать?» — спросил Абу-аль-Хасан, и девушка принялась брызгать на Али ибн Беккара розовой водой, и он очнулся от обморока.

И тогда Абу-аль-Хасан поднял его, а невольница его поддерживала, и они спустились с ним из светлицы и немного прошли. А потом невольница открыла маленькую железную дверь и вывела через нее Абу-аль-Хасана и Али ибн Беккара, и они увидели скамейку на берегу Тигра и сели. И невольница захлопала в ладоши, и к ней подъехал человек в маленьком челноке, и она сказала ему: «Возьми этих юношей и доставь их на другой берег». И они сели в челнок. И когда человек начал грести и они отдалились от сада, Али ибн Беккар посмотрел на дворец халифа, сад и беседку и простился с ними таким двустишием:

«Прощаясь, протягивал я руку ослабшую

Другая рука была на сердце, под пеплом,

Последним не будет пусть свидание это нам,

И пищей последнею не будет та пища«.

А затем невольница сказала матросу: «Поторопись с ними». И тот стал грести, ускоряя ход, а невольница была с ними…«

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто пятьдесят пятая ночь

Когда же настала сто пятьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что матрос стад грести, направляясь к другому берегу, а невольница была с ними. И они пересекли реку в этом месте и переправились на другой берег и вышли на берег и пошли. И невольница попрощалась с ними и сказала: «Я хотела не расставаться с вами, но я не могу идти дальше».

И потом невольница вернулась, а что касается Али ибн Беккара, то он свалился и упал перед Абу-аль-Хасаном и не мог встать. «Это место не надежное, и мы можем опасаться, что погибнем здесь из-за воров и разбойников и детей беззакония», — сказал ему Абу-аль-Хасан, и Али ибн Беккар поднялся и немного прошел, но не мог идти.

А у Абу-аль-Хасана были в этой стороне друзья, и он направился к верному человеку, с которым был дружен, и постучал к нему в дверь. И этот человек поспешно вышел к нему и, увидя обоих, сказал им: «Добро пожаловать!» — и ввел их в свое жилище. Он усадил их и стал с ними разговаривать и спросил их, где они были, и Абу-аль-Хасан сказал: «Мы вышли в такое время, так как с одним человеком я вел дела, и за ним остались мои деньги. До меня дошло, что он хочет уехать с моим добром, и я вышел сегодня вечером и направился к нему. Я сдружился с этим моим товарищем, Али ибн Беккаром, и мы пришли сюда, думая, что, может быть, увидим его, но он спрятался, и мы его не видали. И мы вернулись с пустыми руками без ничего, и нам было тяжело возвращаться в такое время ночи, и мы не знали, куда нам пойти, и пришли к тебе, зная твою дружбу и твои прекрасные обычаи». — «Добро пожаловать, привет вам!» — ответил хозяин дома и постарался выказать им уважение, и они провели у него остаток ночи.

Когда же настало утро, они вышли от него и продолжали идти, пока не достигли города. Они вошли в город и прошли мимо дома Абу-аль-Хасана, и тот принялся заклинать своего друга Ади ибн Беккара и привел его к себе домой. Они прилегли немного на постель, а проснувшись, Абу-аль-Хасан приказал своим слугам устлать дом роскошными коврами. И они это сделали.

А потом Абу-аль-Хасан сказал про себя: «Я обязательно должен утешить юношу и развлечь его, ведь я лучше, чем кто-нибудь другой, знаю, каково ему».

И Абу-аль-Хасан приказал подать воды для Али ибн Беккара, и принесли воды, и Али поднялся и совершил омовение и обязательные молитвы, которые он пропустил за день и за вечер, а потом он сел и стал развлекаться разговором с Абу-аль-Хасаном. И когда Абу-аль-Хасан увидел это, он подошел к нему и сказал: «О господин, в твоем положении лучше всего тебе остаться сегодня вечером у меня, чтобы расправилась твоя грудь и рассеялась охватившая тебя печаль и тоска. Повеселись с нами, — может быть, горение твоего сердца успокоится». — «Поступай, о брат мой, как тебе вздумается, — ответил Али ибн Беккар. — Я, во всяком случае, не спасусь от того, что меня постигло; делай же то, что делаешь».

И Абу-аль-Хасан поднялся и позвал своих слуг и вызвал своих близких друзей. Он послал за певицами и музыкантами, и, когда они пришли, приготовили им кушанья и напитки, и они провели за едой, питьем и весельем остаток этого дня до вечера. А затем зажгли свечи, и между ними заходили чаши дружбы и завязалась беседа, и им стало хорошо, и одна из певиц взяла лютню и произнесла:

«Стрелою очей меня поразило время,

И был я сражен, и милых я всех оставил.

Упорствовал рок, и стойкость моя ослабла,

А раньше ведь был я верный всему отгадчик«,

И, услышав слова певицы, Али ибн Беккар упал на землю без памяти и пролежал в обмороке, пока не поднялась заря. Когда же заблистал день, Али ибн Беккар очнулся и пожелал уйти к себе домой, и Абу-аль-Хасан не стал его удерживать, боясь плохих последствий. Его слуги привели Али ибн Беккару мула и посадили его, и он сел, а Абу-аль-Хасан с несколькими слугами ехал вместе с ним, пока не привез его домой.

Когда же Али ибн Беккар успокоился в своем доме, Абуаль-Хасан прославил Аллаха за спасение из этой западни и сидел с ним, утешая его. Но Али ибн Беккар не мог владеть собою от сильной страсти и любви. И Абу-аль-Хасан поднялся и, простившись с ним, ушел в свое жилище…«

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто пятьдесят шестая ночь

Когда же настала сто пятьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абу-альХасан простился с Али ибн Беккаром, и тог сказал ему: «О брат мой, не оставляй меня без вестей». И Абуаль-Хасан отвечал: «Слушаю и повинуюсь!»

А затем Абу-аль-Хасан ушел, и, придя в свою лавку, открыл ее и стал поджидать вестей от Шамс-ан-Нахар, но никто не принес ему ничего. И он провел эту ночь в своем доме, а когда настало утро, он встал и отправился к дому Али ибн Беккара и, придя к нему, нашел его на постели. Его окружали друзья, и врачи были подле него, и каждый из них прописывал ему что-нибудь и щупал ему руку.

Когда же Абу-аль-Хасан вошел и Али увидал его, и улыбнулся, и Абу-аль-Хасан поздоровался с ним и спросил, как он поживает. Он просидел у него, пока люди не вышли, и потом спросил его: «Что все это значит?» И Али ибн Беккар отвечал: «Распространился слух, что я болея, и мои друзья прослышали об этом, и у меня нет силы, которая помогла бы мне встать и ходить, чтобы уличить во лжи тех, кто считает меня больным. Я все время лежу здесь, как ты меня видишь, и мои друзья пришли посетить меня. Но видел ли ты девушку, о брат мой, и слышал ли от нее какие-нибудь вести?» — «Я не видел ее с того дня, как расстался с ней на берегу Тигра», — ответил Абу-альХасан. И потом он сказал: «О брат мой, берегись позора и оставь этот плач».

«О брат мой, я не владею собою, — ответил Али ибн Беккар, а затем он произнес:

На кисти ее есть то, чего я достичь не мог,

Рисунок на коже рук — он стойкость сломил мою.

Стрелы своих глаз она страшилась для рук своих

И вот облачила их в кольчугу сплетенную.

И руку мою взял врач, не зная, и молвил я:

«Поистине, в сердце боль — пусти ж мою руку ты».

Кричит она призраку, что был и ушел от нас:

«Аллах, каково ему? Прибавить иль скрыть не смей».

Сказал он: «Он был таков, что если бы жаждал он.

И крикнула б ты: «Не пей!» — не стал бы он пить тогда«.

И тут пролила она с нарциссов жемчужины [207]

На розы, и в пурпур рук вонзила градинок ряд«»

А окончив свои стихи, он сказал: «О Абу-аль-Хасан, мне послана беда, от которой я был в безопасности, и пет мне отдыха лучше смерти». И Абу-аль-Хасан ответил ему: «Потерпи, может быть Аллах тебя вылечит».

А затем Абу-аль-Хасан ушел от него и отправился к себе в лавку и открыл ее, и, просидев лишь немного, он увидел, что та невольница подходит к нему и приветствует его. И он ответил на ее приветствие и, взглянув на нее, увидел, что она идет с трепещущим сердцем, озабоченная, и на ней видны следы горести. «Приют-уют тебе! Как поживает Шамс-ан-Нахар?» спросил он, и невольница ответила: «Я расскажу тебе, что с ней, но в каком состоянии Али ибн Беккар?» И Абу-аль-Хасан рассказал ей обо всем, что было и чем завершилось его дело. И невольница опечалилась и огорчилась и завздыхала, удивляясь этим делам.

А затем она сказала: «Моя госпожа в еще более удивительном состоянии. Когда вы отправились и ушли, я вернулась, и мое сердце трепетало за вас, и мне не верилось, что вы спасетесь. А вернувшись, я нашла мою госпожу лежащей в беседке, и она не говорила и не отвечала никому, а повелитель правоверных сидел у ее изголовья и не мог никого найти, кто бы ему рассказал о ней, и он не знал, что с ней случилось. А она пролежала без памяти до полуночи, и потом очнулась, и повелитель правоверных спросил ее: «Что случилось с тобой, о Шамс-ан-Нахар, и что тебя постигло сегодня ночью?» И, услышав слова халифа, Шамс-ан-Нахар поцеловала ему ноги и воскликнула: «О повелитель правоверных, да сделает меня Аллах выкупом за тебя! Меня охватило нездоровье, и огонь вспыхнул у меня в теле, и я лишилась чувств из-за моих страданий, и не знаю я, что со мной было». «Что ты ела сегодня днем?» — спросил халиф. И она сказала: «Я позавтракала чем-то, чего никогда не ела». А затем она сделала вид, что стала сильнее, и приказала подать чего-нибудь выпить и выпила и после того попросила царя вернуться к веселью. И царь сел на свое ложе в беседке, и помещение было приведено в порядок, и когда я пришла к ней, она спросила меня про вас, и я рассказала ей, что я с вами сделала, и повторила ей стихи, которые сказал на прощанье Али ибн Беккар, и она заплакала, украдкой, и приумолкла. А потом халиф сел и приказал одной из невольниц петь, и она произнесла:

«Клянусь, не сладка мне жизнь, когда удалились вы,

О, если бы знать я мог, как вам без меня жилось!

И слезы мои теперь могли бы из крови быть,

Коль плакали вы по мне слезами обычными«.

И, услышав эти стихи, моя госпожа упала на скамью без памяти…«

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто пятьдесят седьмая ночь

Когда же настала сто пятьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что невольница говорила Абу-аль-Хасану:»И когда моя госпожа услышала эти стихи, она упала на скамью без памяти, а я схватила ее за руку и побрызгала ей в лицо розовой водой, и когда она очнулась, я сказала ей: «О госпожа, не срывай покрова с себя и с тех, кого вмещает твой дворец. Ради жизни твоего возлюбленного будь терпелива». — «Разве может быть в этом деле что-нибудь хуже смерти? Я ищу ее, и в ней для меня отдых», — сказала она. И когда мы так разговаривали, одна невольница вдруг пропела слова поэта:

«Сказали: «Терпение, быть может, нам отдых даст!»

Я молвил: «А как терпеть, когда мы расстались с ним?

Союз укрепил он наш взаимный, и клялся я

Порвать узы стойкости в прощальном объятии«.

А когда невольница кончила свои стихи, моя госпожа упала без памяти, и халиф увидел это и поспешно подошел к пей и велел убрать напитки и чтобы все невольницы воротились в свои комнаты, а сам оставался у нее весь остаток ночи, пока не наступило утро. И повелитель правоверных позвал врачей и лекарей и велел им лечить Шамс-анНахар, не зная, какова ее страсть и любовь, и я осталась с нею, пока мне не показалось, что она поправилась. Вот что меня задержало и помешало прийти к вам. Я оставила у нее много ее приближенных, чьи сердца беспокоятся о ней, и она велела мне пойти к вам, узнать новости об Али ибн Беккаре и вернуться«.

Услышав ее слова, Абу-аль-Хасан удивился и воскликнул: «Клянусь Аллахом, я рассказал тебе все новости о нем! Возвращайся к твоей госпоже и передай ей привет и уговаривай ее хорошенько быть терпеливой. Побуждай ее к этому и скажи ей: „Скрывай тайну!“ И передай ей, что я узнал о ее деле и что это дело трудное, где нужна сообразительность». И невольница поблагодарила Абу-льХасана и ушла.

Вот что было с нею.

Что же касается Абу-аль-Хасана, то он просидел в своей лавке до конца дня, а когда день прошел, он поднялся и, выйдя из своей лавки, запер ее и пришел к дому Али ибн Беккара. Он постучал в дверь, и к нему вышел один из слуг и ввел его. Когда он вошел к Али ибн Беккару, тот улыбнулся и обрадовался его приходу и воскликнул: «О Абу-аль-Хасан, ты заставил меня тосковать, не придя ко мне сегодня! Моя душа залог за тебя на всю оставшуюся мне жизнь».

«Брось эти речи, — ответил Абу-аль-Хасан, — если бы твое исцеление было в моих руках, я бы, право, сделал Это прежде, чем ты бы меня попросил, и если бы тебя можно было выкупить, я выкупил бы тебя своей душой. А сегодня приходила невольница и рассказала, что Шамсан-Нахар не могла прийти в то время, так как у нее был халиф. И невольница мне рассказала обо всем, что было с ее госпожой».

И Абу-аль-Хасан передал ему все, что он слышал от невольницы, и Али ибн Беккар крайне опечалился и заплакал, а затем он обратился к Абу-аль-Хасану и сказал ему: «Заклинаю тебя Аллахом, о брат мой, помоги мне в моем испытании и научи меня, какую применить хитрость. Прошу тебя, сделай милость и переночуй у меня сегодня ночью, чтобы я мог развлечься с тобою».

И Абу-аль-Хасан последовал его приказанию и согласился переночевать у него, и они провели вечер разговаривая. А когда спустилась ночь, Али ибн Беккар начал вздыхать и плакать и жаловаться, и затем он пролил слезы и произнес такие стихи:

«Твой призрак в глазах моих, а имя в устах моих,

А место — в душе моей, так как ты уходишь?

Печалюсь о том лишь я, что жизни проходят дни

И нам не достанется свидание на долю.

И слова другого:

Мой надежный шлем раздробила ты острием очей,

И копьем ты стана пронзила панцирь терпения.

И открыла нам из-под мускуса твоей родинки

Зари камфару, что пронзает амбры глубокий мрак.

Испугавшись, сгрызла кораллы ты свежим жемчугом,

И жемчужины в пруду сахара поселился.

Ты вздохнула горько, и в грудь рукой ты ударила,

След оставив там, и увидел то, что не видел я.

Из коралла перья чернилами — амброй серою

На листке хрустальном пять ровных строчек вывели.

О повязанный мечом истинным, — коль глядит она

Берегись удара очей ее сокрушающих.

И удара ты, о копье носящий, страшись ее,

Если ринется на тебя она с копьем стройности«.

Окончив эти стихи, Али ибн Беккар испустил громкий крик и упал без памяти. И Абу-аль-Хасан подумал, что дух оставил его тело. И он пролежал без сознания, пока не начал восходить день, а потом он очнулся и поговорил с Абу-аль-Хасаном, и Абу-аль-Хасан просидел у него до зари. А после того он поднялся и ушел, и, придя в свою лавку, открыл ее, и вдруг та невольница пришла к нему и остановилась подле него.

И когда Абу-аль-Хасан взглянул на нее, она знаком поздоровалась с ним, и он ответил на ее приветствие, и тогда невольница передала ему привет от своей госпожи и спросила: «Как поживает Али ибн Беккар?» — «О добрая невольница, — ответил Абу-аль-Хасан, — не спрашивай, что с ним и как он сильно влюблен: он не спит ночью и не отдыхает днем, и его изнурила бессонница и одолела тоска, и его положение не обрадует любимого». И невольница сказала ему: «Моя госпожа приветствует тебя и его, и она написала ему записку. Ее положение еще хуже, чем его положение. Она отдала мне записку и сказала: „Не приходи ко мне без ответа и сделай так, как я тебе велела“. И вот она, эта записка, у меня. Не хочешь ли ты отправиться со мною к нему, и мы возьмем у него ответ?» — «Слушаю и повинуюсь», — сказал Абу-аль-Хасан. И затем он запер лавку и, взяв с собою невольницу, вышел с нею оттуда, куда вошел. И они шли до тех пор, пока не достигли дома Али ибн Беккара, и тогда Абу-аль-Хасан оставил невольницу стоять у ворот и вошел…«

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто пятьдесят восьмая ночь

Когда же настала сто пятьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абу-аль-Хасан пошел с невольницей к дому Али ибн Беккара и, оставив ее у ворот, вошел в дом. И Али ибн Беккар, увидя его, обрадовался, а Абу-аль-Хасан сказал ему: «Я пришел потому, что такой-то прислал к тебе свою невольницу с запиской, содержащей привет тебе, и он говорит в ней, что не приходит к тебе из-за одного обстоятельства. А невольница стоит у двери. Позволишь ли ты ей войти?» «Введите ее!» — сказал Али. И Абу-аль-Хасан подмигнул ему, что это невольница Шамс-ан-Нахар, и Али ибн Беккар понял знак.

А когда невольница вошла, он поднялся и обрадовался и спросил ее знаками: «Как поживает твой господин, да исцелит и да излечит его Аллах!» А она ответила: «Хорошо!» А затем вынула записку и подала ее юноше. И Али ибн Беккар взял записку, поцеловал ее и, развернув, прочитал, а потом отдал Абу-аль-Хасану, и тот увидел, что в ней написаны такие стихи:

«Мой посланный тебе скажет все новости,

Что скажет он, пусть заменит свидание.

Влюбленную в тебя страстно оставил ты,

И бодрствуют неизменно глаза ее.

Я стойкою быть стараюсь в несчастии,

Но тварь отразить не может судьбы удар.

Будь счастлив и не забудь ты души моей,

О, если бы век не скрылся ты с глаз моих!

Взгляни, как ты худ стал телом и болен как,

И знай, каково мне ныне, по тем следам«,

А далее: «Без пальцев письмо я тебе выводила и без языка с тобою говорила. Говорить если вкратце, глаза мои сна не знают, и сердце мое думы не покидают. И как будто здоровьем вовек я не наслаждалась и с печалью не расставалась, и словно не видела зрелищ красивых и в жизни дней не проводила счастливых. Я как будто из любви сотворена и из печалей и горестей создана, недуги мои сменяются, и страсть моя умножается. И страсть моя велика, и вздымается в сердце тоска, и я стала такою, как сказал поэт:

Душа моя связана, а мысли развязаны,

Глаза мои бодрствуют, а тело устало.

Терпенье оставило, разлука приблизилась,

И ум помутился мой, а сердце украли.

И знай, что жалобы и стенанья не погасят огня испытанья, но развлекают больного, измученного страданием разлуки. И утешаюсь я, повторяя слово: сближенье. Как прекрасны слова из стихотворенья:

Когда не найдешь в любви прощенья и гнева ты

То где наслаждение письмом и посланьями?«

И когда Абу-аль-Хасан прочел эту записку, слова ее взволновали его, и смысл ее поразил в самое уязвимое место.

А затем Али ибн Беккар дал невольнице ответную записку, и когда она взяла ее, он сказал: «Передай твоей госпоже мой привет и осведоми ее о моей любви и страсти; скажи ей, что любовь смешалась у меня с мясом и костями и что я нуждаюсь в друге, который бы спас меня из моря гибели и освободил меня от этих сетей. Время и его превратности мне враждебны; найдется ли помощник, который выручит меня из этих несчастий?»

И он заплакал, и невольница тоже заплакала от его слез и простилась с ним и вышла от него. И Абу-аль-Хасан вышел с ней вместе, и они простились. Она ушла своей дорогой, а Абу-аль-Хасан отправился в свою лавку, открыл ее и сел там по обыкновению…«

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто пятьдесят девятая ночь

Когда же настала сто пятьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абу-аль-Хасан простился с невольницей и отправился в свою лавку, открыл ее, и сел там по обыкновению.

А усевшись на свое место, он почувствовал, что сердце его сжалось и стеснилась грудь. И он не знал, как ему поступить. Так он провел в размышлении остаток дня и вечер, а на следующий день отправился к Али ибн Беккару и просидел у него, пока народ не ушел. Тогда он спросил Али ибн Беккара, как он поживает, и тот принялся сетовать на любовь и на охватившую его страсть и волнение, и произнес слова поэта:

«И прежде меня о муках любви стонали,

Живой и мертвец страшились всегда разлуки.

Но все же такого, что в сердце моем таится,

Не видывал я, не слыхивал я вовеки.

И слова поэта:

Любя тебя, то вынес я, чего не знал,

Влюбившись в Лейлу, Кайс ее безумный.

Но за зверями по степям не гнался я,

Как делал Кайс: безумствуют ведь разно«.

И Абу-аль-Хасан воскликнул: «Я не видел и не слышал о подобном тебе в любви! Как может быть такое волнение и слабость в движениях, когда ты увлекся возлюбленной, отвечающей тебе! Каково же будет, если ты полюбишь возлюбленную, не согласную с тобою, которая будет тебя обманывать, и это раскроется?»

И эти слова понравились Али ибн Беккару, и он доверился им и поблагодарил Абу-аль-Хасана. А у Абу-аль-Хасана был друг, осведомленный о его деле с Али ибн Беккаром, который знал, что они заодно, и никто, кроме него, не знал, что происходит между ними. Он приходил к Абуаль-Хасану и спрашивал, как поживает Али ибн Беккар, а спустя малое время он спросил про девушку, и Абу-альХасан обманул его и сказал: «Она позвала его к себе, и между ними было то, больше чего не бывает, и это последнее, что дошло до меня про них. А сам для себя я придумал дело и план, который хочу изложить тебе». — «Какой же это план?» — спросил друг Абу-аль-Хасана. И Абуаль-Хасан ответил: «Знай, о брат мой, про меня известно, что я обделываю много дел между мужчинами и женщинами, но я боюсь, о брат мой, что это дело раскроется и станет причиной моей гибели и захвата моего имущества, и посрамят мою честь и честь моей семьи. По моему мнению, мне надо собрать деньги и, снарядившись, отправиться в город Басру и жить там, пока я не увижу, что станется с ними, а обо мне никто не узнал. Любовь овладела Этими двумя, и между ними пошла переписка. Дело в том, что ходит от одного к другому невольница, которая скрывает их тайны, но я боюсь, что ей это наскучит и она выдаст тайну кому-нибудь, и тогда весть о них распространится, и это приведет к моей гибели и будет причиной того, что я пропаду и не окажется у меня оправдания перед людьми».

И его друг отвечал ему: «Ты рассказал мне об опасном деле, которого страшится разумный и сведущий. Да избавит тебя Аллах от того зла, которого ты боишься и опасаешься, и да спасет тебя от последствия, которые тебя страшат! А твой план — он правилен».

И Абу-аль-Хасан отправился к себе домов и стал справлять свои дела и снаряжаться в путь в город Басру, и не прошло трех дней, как он уже устроил дела и выехал, направляясь в Басру. И его друг пришел через три дня его навестить, но не нашел его. И когда он спросил о нем соседей, ему сказали: «Он отправился в Басру три дня назад, так как у него есть дела с тамошними купцами. Он поехал требовать с должников и скоро вернется».

И тот человек растерялся и не знал, куда идти, и воскликнул: «О, если бы я не разлучался с Абу-аль-Хасаном!» Потом он придумал способ, чтобы пробраться к Али ибн Беккару, и, придя к его дому, сказал одному из слуг: «Попроси для меня у твоего господина разрешения войти и передай ему привет».

И слуга вошел и рассказал своему господину об этом человеке, а потом вернулся к нему и разрешил ему войти к Али ибн Беккару. И тот человек вошел и увидел, что Али ибн Беккар лежит на подушках. Он приветствовал его, и Али ибн Беккар ответил на его приветствие и сказал ему: «Добро пожаловать!»

Затем тот юноша извинился перед ним за то, что не приходил к нему все это время, и сказал: «О господин, между мною и Абу-аль-Хасаном дружба, и я доверял ему свои тайны и ни на минуту не расставался с ним, но я отлучился на три дня по некоторым делам с несколькими товарищами, и затем пришел к Абу-аль-Хасану и нашел его лавку запертой, и тогда я спросил о нем соседей, и они сказали, что он отправился в Басру. Я не знаю лучшего его друга, чем ты; ради Аллаха, скажи мне, что с ним».

И когда Али ибн Беккар услышал слова юноши, у него изменился цвет лица, и он взволновался и воскликнул: «Я не слышал до сего дня о его путешествии, и если дела таковы, как ты говоришь, мне достанутся тяготы! — И он произнес:

Я плакал о радостях, что мною упущены,

И были любимые не врозь, но все вместе.

Сегодня же разлучил нас с ними жестокий рок,

И ныне я слезы лью о людях любимых«.

А потом Али ибн Беккар опустил голову, размышляя, а через минуту поднял голову и сказал одному из своих слуг: «Пойди в дом Абу-аль-Хасана и спроси, пребывает ли он здесь, или уехал, а если скажут; „Уехал!“, спроси, в какую сторону он отправился».

И слуга ушел и ненадолго скрылся, а затем пришел к своему господину и сказал: «Когда я спросил об Абу-альХасане, его родные рассказали, что он уехал в Басру, но я нашел там невольницу, которая стояла у двери, и, увидав меня, она меня узнала, а я не узнал ее. Она спросила: „Ты слуга Али ибн Беккара?“ И я отвечал: „Да“. И она сказала: „У меня есть послание к нему от самого дорогого для него человека“. И она пришла со мною и стоит у дверей». — «Введи ее!» — сказал Али ибн Беккар. И слуга пошел и привел девушку, и тот человек, который был у Али ибн Беккара, посмотрел на невольницу и нашел ее красивой. И невольница подошла к Али ибн Беккару и приветствовала его…«

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до ста шестидесяти

Когда же настала ночь, дополняющая до ста шестидесяти, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что невольница, войдя к Али ибн Беккару, подошла к нему и приветствовала его и заговорила с ним потихоньку, а он клялся и уверял, во время разговора, что не говорил этого, и затем невольница простилась с ним и ушла. А тот человек, друг Абу-аль-Хасана, был ювелир, и когда невольница ушла, он нашел время для разговора и сказал Али ибн Беккару: «Наверное, и нет сомнения в том, что во дворце халифа тебя разыскивают или между тобою и ею есть дело». — «А кто тебя осведомил об этом?» — спросил Али ибн Беккар. И юноша ответил: «Я знаю эту девушку — она невольница Шамс-ан-Нахар. Когда-то давно она приносила мне записку, где было написано, что Шамс-анНахар желает жемчужное ожерелье, и я послал ей ожерелье за дорогую цену».

Услышав эти слова, Али ибн Беккар так взволновался, что все испугались, как бы он не погиб, но потом он оправился и спросил: «О брат мой, ради Аллаха, прошу тебя, скажи мне, откуда ты ее знаешь?» — «Брось приставать с вопросами, — ответил ювелир». Но Али ибн Беккар воскликнул: «Я не отступлю от тебя, пока ты не расскажешь мне правду!» — «Я расскажу тебе, — ответил торговец, — чтобы тебя не взяло подозрение и не поразила бы тебя из-за моих слов тоска. Я не скрою от тебя тайны и изложу тебе все дело по правде, но с условием, что ты мне расскажешь, что с тобою и почему ты болен».

И Али ибн Беккар рассказал ему о себе и прибавил: «Клянусь Аллахом, о брат мой, меня побуждает скрывать мое дело от других только опасение, так как люди срывают покровы друг с друга». И тогда ювелир сказал Али ибн Беккару: «Я хотел с тобою встретиться лишь потому, что сильно люблю тебя и всегда тревожусь о тебе. Мне жалко твое сердце, которое страдает от мучения разлуки, и, может быть, я буду твоим другом взамен моего приятеля Абу-аль-Хасана, пока он в отлучке. Успокой же свою душу и прохлади глаза!»

И Али ибн Беккар поблагодарил его за это и произнес такие два стиха:

«Когда б объявил себя я стойким в разлуке с ним,

Открыли бы ложь мою рыданья и слезы.

И как утаить могу я слезы, текущие

По впадинам щек моих в разлуке с любимым?«

И он помолчал некоторое время, а потом спросил ювелира: «Знаешь ли ты, что сказала мне потихоньку невольница?» — «Клянусь Аллахом, нет, о господин!» — отвечал ювелир. И Али ибн Беккар сказал: «Она утверждает, что я посоветовал Абу-аль-Хасану отправиться в Басру и что я придумал таким образом хитрость, чтобы прекратилась наша переписка и связь. Я клялся ей, что этого не было, но она не поверила мне и ушла к своей госпоже, сохраняя прежнее подозрение, так как она прислушивалась к мнению Абу-аль-Хасана и повиновалась ему». — «О брат мой, — отвечал ювелир, по состоянию невольницы я понял об Этом деле и догадался о нем, но если пожелает Аллах великий, я буду тебе помощником в том, что ты хочешь». «А кто может мне помочь, — воскликнул юноша, — и что ты с нею сделаешь, когда она бежит, как зверь в пустыне?» — «Клянусь Аллахом, — сказал ювелир, — я не премину приложить старания, чтобы тебе помочь и придумать, как бы тебе пробраться к ней, без вреда и не снимая завесы с этого дела».

А затем он попросил разрешения удалиться, и Али ибн Беккар сказал ему: «О брат мой, тебе надлежит хранить тайну». И он посмотрел на него и заплакал, а ювелир простился с ним и ушел…«

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто шестьдесят первая ночь

Когда же настала сто шестьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ювелир простился с юношей и ушел, и не знал он, что сделать, чтобы помочь Али ибн Беккару. И он шел, раздумывая, и увидел бумажку, брошенную на дороге. Он взял ее и посмотрел адрес и прочитал его и видит, он гласит: «От младшего влюбленного к старшему любимому». И, развернув бумажку, он увидал, что на ней написаны такие два стиха:

«Пришел посланец ко мне, любовью маня твоей,

Я думал — верней всего, что как-то ошибся он.

И радостен не был я, но стал еще горестней,

Ведь знал я, что мой гонец не выказал разума«.

А затем: «Знай, о господин, что я не ведаю причины прекращения переписки между нами, и если ты выказал суровость, то я встречу ее верностью, а если любовь от тебя ушла, то я храню любовь, несмотря на отдаление. Я с тобою такова, как сказал поэт:

Гордись — снесу; будь жесток — стерплю; возносись — склонюсь;

Назначай — приму; говори — я слышу; вели — я раб«.

И когда он читал записку, вдруг подошла та невольница, оглядываясь направо и налево, и она увидала бумажку в руках ювелира и воскликнула: «О господин, эту бумажку я уронила». Но он ничего не ответил ей и двинулся вперед, а невольница следовала за ним, пока он не подошел к своему дому.

И он вошел, а невольница вошла за ним и сказала:

«О господин, отдай мне эту записку и верни ее — это у меня она выпала». — «О добрая девушка, — отвечал ювелир, повернувшись к ней, — не бойся и не печалься. Аллах ведь покровитель и любит покровительствовать. Расскажи мне, в чем дело; поистине, я хранитель тайн, но я возьму с тебя клятву, что ты не скроешь от меня ничего о твоей госпоже. Может быть, Аллах поможет мне исполнить ее желания и облегчит трудные дела, пользуясь моею рукой».

И, услышав его слова, девушка сказала: «О господин, не пропадет тайна, которую ты хранишь, и не окончится неудачей дело, если ты стараешься его исполнить. Знай, что мое сердце склонилось к тебе, и я открою тебе мою тайну, а ты отдай мне бумажку». И она рассказала ему всю историю и сказала: «Аллах тому, что я говорю, свидетель», а ювелир воскликнул: «Ты права, так как мне известны корни этого дела».

И он рассказал ей историю Али ибн Беккара, и то, как он узнал его тайные мысли, и поведал ей обо всем деле, с начала до конца. И, услышав это, невольница обрадовалась, и они сговорились, что она возьмет записку и отдаст ее Али ибн Беккару, а обо всем, что случится, расскажет ювелиру, вернувшись к нему.

И ювелир отдал бумажку невольнице, которая взяла ее и запечатала, как раньше, и сказала: «Моя госпожа Шамсан-Нахар отдала мне ее запечатанной, а когда Али ибн Беккар прочитает ее и даст мне ответ, я приду к тебе».

Потом невольница простилась с ним и отправилась к Али ибн Беккару, которого она нашла ожидающим. Она отдала ему бумажку, и он прочитал ее и написал ответное письмо, которое отдал девушке, и та взяла его и вернулась к ювелиру.

И ювелир взял письмо и, сломав печать, прочитал его и увидел, что там написаны такие два стиха:

«Посланья, что наш гонец всегда у себя хранил,

Исчезли, и сердится гонец наш на нас

Нашли ошибку?

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста сказки «Рассказ о воробье и павлине» и нажмите Ctrl+Enter.

Читайте также
Сказка «Третий рассказ невольницы»

Дошло до меня, о царь, что у одного царя из ушедших царей был сын, и не было у него других детей. И... Читать текст полностью →

Сказка «Рассказ о вали и работнике»

Рассказывают также, что Ала-ад-дин, вали Куса , сидел однажды ночью у себя в доме, и вдруг человек... Читать текст полностью →

Сказка «Повесть Тадж-аль-Мулуке»

Был в минувшие время город позади гор Испаханских , называемый Зеленым городом, и был там царь по... Читать текст полностью →

Сказка «Повесть о везире царя Юнана»

Знай, о ифрит, — начал рыбак, — что в древние времена и минувшие века и столетия был в городе... Читать текст полностью →

Комментарии читателей 0