Странное это, доложу я вам, зрелище, когда вдруг увидишь курицу с выводком утят!
Вот лучше вы послушайте про Джемайму-утку по фамилии Нирнивлужу, которую ужасно сердило, что фермерская жена не позволяла ей самой высиживать утят.
Хотя её золовка (что значит, как тебе, наверно, известно, жена брата) миссис Ребекка Нырнивлужу и говаривала ей:
Ах, да пусть их высиживает, кто хочет! У меня не хватит терпения просидеть на гнезде двадцать восемь дней. И у тебя не хватит, Джемайма! Поверь мне, ты этих невылупившихся птенцов непременно простудишь!
— Нет, — упрямилась Джемайма. — Я хочу сама вывести утят. И выведу!
Она, было, попробовала припрятывать яйца, но их всегда кто-нибудь находил и забирал.
Утка Джемайма Нырнивлужу пришла, в конце концов, в полное отчаяние. И тут она решила устроить себе гнездо где-нибудь подальше от фермы.
Стояла прекрасная весенняя погода. Джемайма-утка двинулась в путь вдоль проселочной дороги. Дорога эта взбиралась на невысокий холм. На Джемайме была дорожная одежда: шаль и шляпка с высокими полями.
Джемайма доковыляла до вершины холма и в отдалении разглядела лесок. Ей показалось, что как раз там она и найдет себе спокойный приют.
Надо признаться, что Джемайма Нырнивлужу не очень-то умела летать. Она кинулась с холма вниз — в сторону лесочка, размахивая шалью, а затем, неуклюже подпрыгнув, поднялась в воздух. Но понемногу полет её выровнялся, и лететь стало легче. Она поплыла по воздуху над вершинами деревьев и вскоре приметила полянку посреди леса, на которой росли ни дубы, ни ели и не валялось ни ветвей, ни сучьев.
Джемайма опустилась на землю и заковыляла своей обычной походкой вперевалочку в поисках сухого и удобного местечка для гнезда.
Она приглядела пенёк в зарослях высоко вымахавшей наперстянки, или, как этот цветок ещё называют, листьев уха. Но, подойдя поближе, даже вздрогнула: на пеньке сидел элегантно одетый господин и читал газету. У него были острые торчащие ушки и песочного цвета усы.
— Кряк? — сказала Джемайма, склонив голову слегка на сторону. — Кряк?
— Вы заблудились, сударыня, не так ли? — спросил он.
Он сложил газету и засунул её в задний карман брюк. Джемайма пожаловалась ему на кур, которые, как ни крути, уж очень много на себя берут.
— В самом деле? Как интересно, — заметил учтивый господин. — Хотел бы я встретиться с этими птицами, я бы им показал, как лезть не в свои дела. А что касается гнезда, — продолжил он, — то тут не возникает никаких затруднений. У меня в дровяном сарае огромный запас перьев, и вы, моя дорогая, там никому не помешаете. Устраивайтесь и сидите себе, сколько захочется.
И он повёл её в сторону унылого вида домишки, стоящего в зарослях лисьего уха. Домишко был сооружен из ивовых прутьев, обмазанных глиной, на его крыше две бадейки без донышек, одетые одна на другую, изображали трубу.
— Это моя летняя резиденция, — проговорил учтивый господин. — В моей зимней норе…я хочу сказать, в моем зимнем доме вам не было бы так уж удобно.
За домом находился кособокий сарай, который был сколочен из старых ящиков из-под мыла. Господин распахнул дверь и пригласил Джемайму войти.
Вся внутренность сарая была почти до краев заполнена перьями. Казалось, что и места для воздуха не осталось. Но зато, какие они были мягкие и тёплые!
Джемайма Нырнивлужу слегка удивилась, что в одном месте может оказаться сразу столько перьев. Но очень-то раздумывать на эту тему себе не позволила и быстренько устроила гнездо.
Когда она появились в дверях сарая, господин с песочными усами сидел на бревне и опять читал газету. А может, и не читал. Кто его знает. Во всяком случае, газета была развернута, и он поглядел на утку поверх газетного листа.
Учтивый господин выразил сожаление, что Джемайма должна была на ночь вернуться на ферму. Он обещал, что постережет её гнёздышко до завтра, пока она снова тут не появится. К этому он добавил, что обожает утиные яйца и маленьких утят. И ещё он заметил, что он бесконечно горд оттого, что в его сарае скоро будет гнездо, полное утиных яиц.
С того самого дня Джемайма Нырнивлужу являлась в сарай аккуратно каждый день после обеда. И, в конце концов, в гнезде оказалось девять яиц. Они были зеленовато-белые, и рыжему господину очень пришлись по душе. Когда Джемайма отсутствовала, он их пересчитывал и переворачивал для собственного удовольствия.
Наконец Джемайма объявила, что с завтрашнего дня она начинает высиживать утят.
— Я принесу с собой мешочек зерна, — добавила она. — Потому что пока утята не вылупятся, я не должна покидать гнезда. Они могут простудиться.
— Сударыня, не извольте беспокоиться и не носите никаких мешочков! — воскликнул господин с песочными усами. — Я буду каждый день доставлять вам столько овса, сколько пожелаете. Но до того как вы приступите к вашему утомительному сидению, — продолжал он, — я хочу вас как следует угостить. Давайте с вами вместе пообедаем, только вы и я — и больше никого! Я попрошу вас принести кое0какие травки из огорода, чтобы мы могли приготовить душистый…ммм…омлет. Пучок шалфея, ну там ещё — немного тимьяна, пару листочков мяты и две луковицы. Да, не забудьте петрушку! А я принесу остальное, чем нафаршировать…ммм…я хочу сказать, с чем приготовить омлет.
Джемайма Нырнивлужу была настоящей простушкой: даже упоминание о луке не возбудило у неё никаких подозрений. Она безмятежно бродила по огороду и отщипывала разные травки, которые употребляются в тех случаях, когда готовят фаршированную утку!
Мало этого, она ещё и на кухню забрела и взяла из плетеной корзинки две головки репчатого лука.
Когда она выходила из кухни, навстречу ей попался колли по имени Кеп.
— Зачем это тебе понадобился лук? — спросил он строгим голосом. — И куда это ты ходишь каждый день в полном одиночестве, а, Джемайма Нирнивлужу!
Джемайма всегда побаивалась этого колли, и со страху она выложила ему всё как есть.
Колли слушал, склонив набок свою мудрую голову. Он ухмыльнулся, когда она описывала учтивого господина с песочными усами.
Колли хорошенько расспросил её, где в точности находится этот лес и где в нем расположены дом и кривобокий сарай.
И не добавив больше ни слова, повернулся и пошел вдоль по деревенской улице. Он отправился на поиски двух подросших щенков фокстерьера, которые имели обыкновение ходить за тележкой мясника.
А Джемайма Нирнивлужу спешила по проселку, который взбирается на невысокий холм и ведёт в сторону леса. День был солнечный и жаркий. Ей было тяжело тащить все эти пучки зелени, да ещё две луковицы в придачу.
Но она все-таки долетела до леса и приземлилась рядом с домом длиннохвостого господина. Он восседал на бревне, и все как-то принюхивался, и все оглядывался на лесную опушку.
— Давай пошевеливайся, — сказал он резко. — Небось, побежишь сначала любоваться своим сокровищем! Ступай в сарай — да быстро!
Что-то он порастерял свою обычную учтивость! Джемайме еще не приходилось слышать, чтобы он говорил с ней в таком тоне. Она очень удивилась. Ей стало как-то не по себе. Когда она пересчитывала своих будущих утят, до её слуха донеслись звуки шагов, огибавших сарай. Под дверью показался к чему-то принюхивающийся черный нос.
Вслед за этим кто-то запер дверь снаружи. Джемайма струсила не на шутку.
А через минуту послышался ужасный шум — рычание, лай, вопли, визг и скулеж. После этого господин с песочными усами исчез навсегда.
Вскоре Кеп открыл дверь сарая и выпустил пленницу.
Увы! Щенки фокстерьера заскочили в сарай, и не успела она оглянуться, как они перебили все яйца.
У Кепа было прокушено ухо, а оба щенка хромали на все лапы.
Джемайму проводили домой. Глаза её были полны слез, так ей было жаль своих зеленовато-белых яичек.
В июне она снесла еще несколько яиц, и ей разрешили оставить их себе. Но вылупилось почему-то всего четыре утенка…
Джемайма Нырнивлужу уверяла, что это на нервной почве. Но вспомним: она всегда была непоседой!
